Колумб. Буканьер его величества - [33]

Их взгляды встретились, и её неприступность чуть смягчилась от искреннего восхищения, которое она увидела в его глазах. Она поблагодарила Колона, села, расстегнула мантилью. Он, однако, не отходил от неё. Нарезал ей хлеб, налил вина из одной из бутылок, поставленных на стол. Ла Хитанилья поблагодарила за внимание к ней.

— Для меня это большая честь, — пробормотал Колон.

— Сказал змей, предлагая Еве яблоко, — хохотнул Рокка. — Остерегайтесь его, сладкозвучная Ева. Скромники — самые большие соблазнители.

— Я это учту, — улыбнулась Ла Хитанилья.

Рокка перенёс стул к столу и сел.

— Да, всё-таки не зря я приехал в Испанию.

— А почему вы приехали? — спросила она.

— Чтобы посмотреть на вас. Разве это не достаточно веская причина, мессир Колон?

— Ради этого можно объехать весь свет.

— Господин мой! — воскликнула Ла Хитанилья. — Неужели есть женщина, достойная столь длительного путешествия?

— До встречи с вами я думал, что нет.

Ответ почему-то расстроил её. Она отвела глаза, но попыталась скрыть замешательство смехом.

— Наверное, вы говорите это каждой женщине.

— Если это правда, пусть я умру, выпив чашку вина.

— Цитируете змея. — Она наблюдала, как он пьёт.

— О отец всех обольстителей, — пробормотал Галлино с полным ртом.

— Как видите, я не солгал. — Колон поставил на стол пустую чашку.

— А так ли плоха ложь? — задал Рокка риторический вопрос. — Вполне допустимое оружие в войне и, следовательно, в любви, поскольку любовь — разновидность войны.

— Я не улавливаю ни малейшего сходства, — возразил Колон.

— Неужели? Что есть любовь, как не договорённость между нападающим и защищающимся, между осаждающим и осаждённым. Или я ошибаюсь, божественная Беатрис?

— Надеюсь, что да. Может, сеньор Колон всё объяснит нам. Он должен разбираться в этом лучше меня.

— Я скажу вам, в чём его ошибка. Он говорит лишь о жалком подобии любви. А то и просто о её маске.

— Давайте послушаем, что же сеньор Колон называет любовью, — подал голос Галлино. — Я и сам частенько задумываюсь, что это такое?

— Вы просите мне дать определение неопределимому, загадочной силе, не поддающейся никакому контролю, которая влечёт друг к другу двух существ, сметая все преграды.

Галлино рассмеялся.

— Не так уж плохо для того, что вы только что назвали неопределённым.

Колон покачал головой.

— Моему определению всё равно недостаёт чёткости. Но я знаю, что в любви нет места вражде.

— Вот тут я с вами не соглашусь, — заспорил Рокка. — Вражда придаёт любви остроту. Я уверен, что Беатрис согласится со мной.

— Откуда такая уверенность? Вы словно намекаете, что по части любви у меня немалый опыт, и намёк этот не украшает меня.

— Что? Святой Марк! Такие лицо и фигура дадены вам не для того, чтобы идти в монастырь и изображать монашку.

Беатрис потемнела лицом.

— Лицо и фигура — это ещё не вся я.

Рокка загоготал.

— Для меня или любого другого мужчины вполне хватит и этого, не так ли, сеньор Колон?

— Для любого мужчины, который не может оценить ничего более, — отпарировал Колон.

У Рокки отвисла челюсть.

— А что там различать, — изумился он.

— Раз вы задаёте этот вопрос, едва ли вам понять ответ.

— Если б вы его знали, то не отвечали бы столь уклончиво. О Господи! Ну зачем все эти тонкости. Мужчина должен удовольствоваться тем, что открывают ему его пять чувств.

Колон рассмеялся, снимая возникшее в компании напряжение.

— Может, это и есть мудрость: думать глазами вместо того, чтобы видеть разумом. Возможно, я избавил бы себя от многих тревог, если б следовал этому. Но что за жизнь без тревог? Без борьбы жить неинтересно.

— Если борьба приносит успех, — поправила его Беатрис.

— Без надежды на успех в борьбу не ввязываются. Никто заранее не обрекает себя на поражение.

Взгляд Беатрис становился всё дружелюбнее.

— Как хорошо быть мужчиной, — в голосе слышались нотки грусти. — Быть хозяином своей судьбы.

— Это удавалось немногим.

— Но мужчина может за это бороться, а борьба, как вы только что сказали, это и есть жизнь.

Рокка не выдержал.

— К дьяволу все эти рассуждения. Мы пришли сюда веселиться или упражняться в философии?

И начал веселиться, рассказывая забавные, зачастую скабрёзные истории. Но ни в ком не нашёл поддержки. Галлино просто не умел поддерживать светскую беседу. Беатрис сидела, иногда улыбаясь, но глаза её затянула дымка тумана. Колон, занятый мыслями о сидящей рядом красавице, не слушал, и слова Рокки пролетали мимо него.

В конце концов Рокка не устоял перед тем, чтобы не поддеть его.

— Сеньор Колон, недостаток думающих глазами заключается в том, что весь мир может прочесть его мысли.

— Что ж в этом плохого, если среди мыслей нет бесчестных?

Беатрис осушила свою чашку и поднялась.

— Я принесу гитару, чтобы расплатиться песней за столь щедрое угощение.

Едва она вышла за дверь, Рокка повернулся к Колону.

— Я сослужил себе плохую службу, пригласив вас с собой. Те надежды, что были у меня, развеялись, как дым. Девушка не смотрит ни на кого, кроме вас.

Колон посмотрел ему прямо в глаза.

— Если у вас честные намерения, я сейчас же уйду.

— Честные! — Рокка рассмеялся, и Галлино тут же присоединился к нему. — Она же танцовщица!

Колон пожал плечами, не желая продолжать разговор. Этот говорливый, разодетый в пух и прах венецианец начал действовать ему на нервы.