Коловрат - [4]

– Татар ждешь, воевода? – спросил Стоян.

Дружинники повернули головы и посмотрели на Евпатия выжидающе. Многие о загадочных татарах знали лишь понаслышке и серьезно к этой опасности не относились. Кое-кто просто не верил в этих степняков. Воевода выждал паузу, размышляя, как рассказать своим воинам об угрозе, потом решил, что дружинники для него ближе всех, в бою и в походе, да и в мирной жизни в городе. Правда, есть дочь Ждана да жена Милава. Жена который год в сырой земле, дочь в городе, в доме. Так что полагаться здесь только на другов своих, на дружинников. И понимать опасность они должны так же, как и сам воевода.

– Вот что я вам скажу. – Коловрат обвел своих командиров тяжелым взглядом, согнав улыбочки и ухмылочки с некоторых лиц. – В городе не сказывал, а здесь скажу. Не спокойно у княжеского престола, грязно. Многие мужи из ближних советников к князю, из воевод и бояр хотят других оттеснить, все блага только самим из рук князя получать. А потому в уши Юрию Ингваревичу норовят нашептать свое, вредное для города, для рязанцев. Они кого угодно в спину подтолкнут или ногу подставят. А опасность – вот она, близкая. Я ее чую, потому что у меня отметина на голове от татарского меча, потому что в душе у меня рана. Отец мой в бою пал от татарских мечей. И я истину говорю, которую шептуны норовят за ложь и недомыслие выдать. Близко татары, ой близко.

– Так в чем кручина твоя, Евпатий Львович? – засмеялся беспечно Полторак, сунув кинжал в ножны и поигрывая травинкой, зажатой в зубах. – Аль мы не сильны в сражении, аль мы разучились мечи да копья держать. Чай, не хворые, одолеем и татар. Нам бы только в поле широкое выйти, да коней пришпорить, да стяги княжеские распустить. Выйти дружинами, лепшей да передней[3]. Да ополчение рязанское и других городов за собой повести. Сметем, как ветер, любого ворога. В землю втопчем копытами коней.

– Многие так думали, – угрюмо ответил Евпатий, помрачнев лицом еще больше. – И Мстислав Романович Старый, князь киевский. И князь черниговский Мстислав Святославович с сыном Василием Мстиславовичем. И князья Дубровицкий, Несвижский, Яновицкий. Двенадцать князей полегли со своими дружинами в чистом поле. Нельзя повторять нам ошибок тех, нельзя лить кровь русскую так, будто она водица.

– Нешто князь тебя не слушает? – растерянно пробормотал Полторак.

– Князь послал меня подальше от своего порога, – криво усмехнулся Коловрат. – Дабы не докучал ему и не тревожил его покоя словами нелестными. А послал он меня с делом важным: лихих людишек разогнать, главарей их на веревке в Рязань притащить на вече людское. Прекратить разбои на дорогах. Слыхали, что посольство черниговское разграбили, подарки дорогие порастащили? Только я думаю и о большем, други мои. Посматривать нам надо, не появились ли по лесам и перелескам следы копыт татарских.

– Только ли наушников княжеских ты опасаешься, воевода? – спросил среди общего задумчивого молчания Стоян.

Коловрат посмотрел на хмурого воина. Молчалив Стоян, но мудр не по годам. И примечает все, что в походе, что в посаде. Иной раз и не замечаешь его, а он все видит. Верный человек. Когда он за спиной, можно ничего не опасаться. Верные люди были у Евпатия и в Рязани среди посадских, среди купцов и ремесленников. Многие его знали по совместным походам с ополчением, многие знали и по делам в мирное время, когда в ярых спорах на вече он брал сторону несправедливо обиженных и униженных.

– Страшнее наушников есть враг за стенами города, – ответил наконец Евпатий. – Не хочу напраслину возводить и поименно называть, но есть в Рязани люди, кто ждет степняков. Кто надеется властвовать в княжестве Рязанском не по праву, а по прихоти и чужой воле. Змеи зашевелятся, когда час настанет. Вот чего опасаюсь, вот почему в тайне цели нашего похода держал. Вот почему рта не открывал за стенами рязанскими. И вы о том помните, други мои.

Маленький отряд Евпатия несколько дней пробирался незаметными звериными тропами, уходя все дальше на юг. Они то разделялись десятками, то собирались снова вместе. И когда показались воды реки Воронежа, Коловрат готов был уже отдать приказ поворачивать коней на восход солнца и идти к границам княжества на востоке. Но тут прискакал дозорный воин и, с ходу осадив коня так, что тот присел на задние ноги, выпалил, показывая рукой на залесенные речные излучины:

– Там, воевода, несколько коней бродят с постромками оборванными. Некоторые хромают, как будто бабки отшибли. Так бывает, когда конь с повозкой на колени падает. Кони тягловые, под седлом не ходили. Шеи стерты от ярма.

– Оборваны, говоришь? – насторожился Евпатий. – А ну, покажи, где видел. Всем здесь меня дожидаться.

Следуя за воином, Коловрат доехал до опушки леса. Здесь они остановились в зарослях орешника и посмотрели вниз на реку. Сначала воевода ничего не увидел, но, приглядевшись, все же различил что искал и мысленно похвалил зоркого и приметливого дружинника. На песке у отмели лежало тело человека. Судя по рубахе, это был не воин. И порты на ногах были свободны до щиколоток. Ни сапог, ни лаптей с онучами