Колониальная эра - [37]

Убийственное возражение, выдвинутое Фрэнсисом Бэконом против средневековой, авторитарной, дедуктивной философии, заключалось в том, что «из всех указанных систем… по прошествии стольких лет едва ли возможно назвать хотя бы единственный эксперимент, который был бы направлен на облегчение и улучшение условий жизни человека». Но ведь, продолжал он, «истинная и законная цель наук заключается не в чем ином, как в следующем: одарить человеческую жизнь новыми открытиями и силами». И далее: «улучшение человеческой участи и совершенствование человеческого ума — это одно и то же». Суть дела, утверждал Декарт, в том, что, овладевая законами нашей вселенной, мы можем «сделать себя властителями и хозяевами природы».

Новые методы и цели Просвещения отражали его новый взгляд на человека и человеческое общество.

Просвещение бросило вызов статической, иерархической сущности средневековья. «Только с величайшим отвращением, — заявлял Галилей, — могу я слушать, когда отстаивают качество неизменности как нечто высшее и окончательное в противовес изменчивости». Просвещение бросило вызов прежним добродетелям подчинения и покорности, смиренного несения ужасающего бремени земной жизни как испытания веры человека и, следовательно, проверки того, достоин ли он быть спасенным¹. Просвещение отвергало утверждение, что человек — это презренный червь, немощный, греховный и никчемный. Напротив, писал Шекспир:

«Что за мастерское создание — человек! Как благороден разумом! Как бесконечен способностью! В обличии и в движении — как выразителен и чудесен! В действии — как сходен с ангелом! В постижении — как сходен с божеством!» [Русский перевод М. Лозинского.]

Больше же всего, пожалуй, Просвещение представляло собой отказ слепо следовать догмам, принимать что-либо на веру, а также настойчивое отстаивание той точки зрения, что все — каким бы авторитетом оно ни освящалось — требует проверки разумом. «Чтобы достигнуть истины, — утверждал Декарт, — необходимо раз в жизни отрешиться от всех воспринятых суждений и перестроить заново и с самого основания всю свою систему знания».

Просвещение породило попытки рационально объяснить международные отношения и ограничить способы ведения войны. Глашатаем их выступил голландский юрист Гуго Гроций (Хейг де Гроот, политический преступник, приговоренный к пожизненному заключению, но бежавший из тюрьмы и проживший остаток своих дней в изгнании; умер во Франции в 1645 году), а свое дальнейшее развитие они получили у немца фон Пуфендорфа и швейцарских философов Бурламаки и де Ваттеля. Каждый из них также апеллировал к естественному праву, которое ставилось ими выше воли того или иного государя, и оправдывал революцию в тех случаях, когда деяния государя противоречили естественному праву. Все они, и в первую очередь Бурламаки, подчеркивали также, что при помощи разума человек может достигнуть счастья, и столь же единодушно утверждали, что именно в этом достижении и заключается главная цель человеческого существования.

Все они были известны и влиятельны среди лидеров американского колониального общества. Вполне естественно, однако, что с наибольшей жадностью эти лидеры набрасывались на произведения английских авторов; в число последних входили, помимо Бэкона, такие деятели, как Томас Мор, Джеймс Гаррингтон, Томас Гоббс, Ричард Гукер, Джон Мильтон, Олджернон Сидней и главным образом Исаак Ньютон и Джон Локк. Деятели эти, понятно, во многих отношениях разнились между собой, но они были едины в своем родстве Просвещению — они были едины в своей приверженности разумно обоснованной аргументации и научному исследованию; они были едины в своем допущении реального существования причинности; они были едины в своих заботах о земном благоденствии человечества; они были едины в своем взгляде на государство как на институт, созданный человеком и призванный служить человеку; они были едины в своей уверенности в возможности прогресса. Можно еще добавить как факт, также имеющий отношение к колонистам, что многие из этих деятелей были политическими еретиками, претерпевшими и тюремное заключение, и высылку, и даже — в случаях Мора и Сиднея — казнь.

II. Америка и дух Просвещения

Идеи Просвещения быстро распространились в американских колониях. Ведь это был край, само рождение которого явилось продуктом перехода от феодализма к капитализму; поэтому естественно было ожидать, что философское детище этой революции найдет здесь радушный прием. К тому же это было общество, представляющее собой смесь многих национальностей и многих религий, так что терпимость к инакомыслию и человеческому многообразию стала здесь необходимым условием существования. А это содействовало развитию представления о том, что наиболее благотворным принципом в общественных отношениях являлась не просто терпимость, но и свобода суждения.

Надо еще отметить, что это был край почти безграничных размеров и ресурсов, население которого удваивалось и утраивалось каждое десятилетие и самый рост которого делал стремительное изменение самым обычным явлением и, казалось, облекал в плоть и кровь абстрактно-философские размышления о прогрессе. И этот край с его сосредоточением интересов на завоевании своих диких просторов и ресурсов, на развитии своей экономики и городов, поощрял техническое и научное исследование, которое в свою очередь ополчалось против ортодоксии и внедряло сознание необходимости отнятия у природы ее тайн.