Колониальная эра - [24]

Гораздо чаще встречаются письменные свидетельства о «рабочих беспорядках», относящиеся к XVIII столетию, хотя опять-таки запечатлена была только часть этой истории. Один из самых ранних примеров деятельности то организации домашних работниц относится к городу Нью-Йорку, а по времени — к началу 1734 года. Эти женщины чувствовали себя достаточно сплоченными, чтобы поместить в городской печати того времени заметку, в которой говорилось:

«Мы полагаем разумным, чтобы нас не смели бить мужья наших хозяек, так как они очень сильны и могут нанести повреждение слабым женщинам. Если же леди, нуждающиеся в слугах, поручатся за своих мужей, то такие слуги вскоре будут предоставлены в их распоряжение».

Сообщения о нескольких примерах аналогичного характера относятся и к 1740‑м годам. Дороговизна пшеницы в городе Нью-Йорке, вызванная отчасти попытками неразборчивых в средствах купцов овладеть рынком путем скупки запасов товара в спекулятивных целях, вынудила пекарей заявить в 1741 году, что они договорились между собой не выпекать более хлеба, пока цена на пшеницу не упадет. В том же году бросили работу конопатчики (рабочие, делающие корабли водонепроницаемыми) в Бостоне, требуя, чтобы им платили деньгами, а не бонами, имеющими силу только в определенных лавках. В обоих случаях исход борьбы неясен.

Отнюдь не была неведома в течение колониального периода (и позднее) деятельность рабочих организаций и среди трудящихся Юга. Так, имеется письменное свидетельство о забастовке, поднятой еще в 1746 году плотниками Саванны с целью добиться повышения платы; надо упомянуть и весьма примечательный факт, что в 1763 году негры-трубочисты (профессия, ограниченная в основном негритянскими рабочими) в Чарлстоне образовали «между собой объединение, чтобы повысить обычное вознаграждение за их труд и отказываться выполнять работу», если их требования не будут удовлетворяться. Исход этой, попытки опять-таки неизвестен; однако зловещим признаком является то, что одна газета того времени свое сообщение об этом событии сопроводила следующим комментарием: «Конечно, это — зло, и чтобы его искоренить, ему надо уделить известное внимание».

Уже под самый конец колониального периода, в 1768 году, имел место случай прекращения работы, весьма напоминающий современные забастовки. В деле оказалось замешано около 20 нью-йоркских портных-поденщиков, которые отказались подчиниться приказу мастеров-портных о сокращении заработной платы, соединили свои средства и способности и открыли собственное портновское заведение — весьма ранний образчик рабочего коллектива.

Ко всему этому можно добавить, что в периоды острых экономических затруднений в колониальных городах имели место эпизодические взрывы возмущения отчаявшихся голодных людей, примером чего могут служить так называемые «хлебные бунты», вспыхнувшие в Бостоне в 1709 и еще раз в 1713 году. Другие причины иногда приводили к волнениям, создававшим для властей серьезные проблемы по поддержанию порядка в колониях.

Так, опять-таки в Бостоне, уже в 1747 году, один британский морской офицер, столкнувшись с нехваткой судовых экипажей, отрядил в город команду по насильственной вербовке, просто-напросто похитившую несколько граждан; колонисты хорошо знали, что такая практика была запрещена, поскольку дело касалось их части мира, более чем за тридцать лет до этого времени. Подобные команды по насильственной вербовке избирали свои жертвы среди самых бедных, которые на этот раз ответили весьма энергично. Многие из них — негры и белые — собрались и договорились исправить положение на свой собственный лад. Они захватили несколько британских морских офицеров, прогуливавшихся по городу, и задержали их как заложников, пока не будут отпущены насильно завербованные бостонцы. Мало того, они посадили в колодки частного шерифа и окружили здание Генерального двора[10] колонии, добиваясь справедливости. Королевский губернатор, после тщетных попыток уговорить толпу разойтись и выдать заложников, призвал милицию перейти в наступление; но он был повергнут в панику, обнаружив, что милиция — составленная из местных жителей — реагировала весьма медлительно.

Губернатор в ужасе удалился в свой замок и потребовал от командующего британским военно-морским флотом освободить насильно завербованных бостонцев. Командующий ответил предложением подавить «бунт» с помощью морской пехоты и моряков своей эскадры. Со своей стороны городские массы отнюдь не собирались отказываться от своих требований, они настаивали на удержании заложников и начали рассуждать вслух, не отказался ли фактически губернатор от своей власти.

В этот критический момент орган городского управления сам высказался против масс и за «порядок и закон» и заверил губернатора в своем почтении, одновременно облив грязью своих сограждан как «черномазых и лиц презренного общественного положения».

Дело было урегулировано, когда британский офицер освободил почти всех тех, кого он насильно завербовал, после чего заложники также получили свободу и военно-морская эскадра покинула бостонский порт. Несмотря на поддержку «почтенных особ» города, губернатор Шерли информировал высшие власти в Лондоне, что это буйное поведение масс явилось результатом городских собраний, пользующихся громадным влиянием, и вообще «разнузданности черни» и демократической атмосферы в городе