Коломбине дозволено все - [40]
И вот сидит Лариса в паре с Риммой и читает свои собственный материал о бедствиях обувного комбината, не сумевшего обеспечить манекенщиц достойной обувью местного производства для пресловутого московского показа.
РИММА…но они продолжают выпускать эту устаревшую модель с усердием, достойным лучшего применения…
Лариса прилежно вела карандашом по строкам оригинала, не вдумываясь в их смысл. Это в ее задачу сейчас не входило. Однако она споткнулась об употребленный ею же древний оборот. Усердие, достойное лучшего применения – деликатно, ничего не скажешь. Вроде и похвалили за огромный запас усердия, а потом – шпилька. Но, если вдуматься, самой себе подпустила эту шпильку Лариса. Чего она только не натворила за последние месяцы! Усердия – прорва! Готовности к активным действиям – навалом! А применить всю себя, без остатка, не к чему. Кологрив вычеркнут, Соймонов выгнан, Никифоров сто лет не нужен… К очередной операции «Каблук», что ли?
Лариса крепко зазевалась, и Римма ругнула ее – она уже вторую гранку шпарит, а Лариса все еще в первый оригинал таращится. Лариса сказала, что она тревожится за Асю, и тут же пошла звонить в родильный дом.
Вся корректура собралась по такому случаю у телефона. Пол, вес и рост младенца – сведения, ни одну женщину не оставляющие равнодушной. Лариса набрала номер и справилась о судьбе роженицы Челноковой.
Вражья смена уж собиралась выдохнуть радостное «Ну?», но лицо Ларисы так внезапно изменилось, что Римма схватила ее за руки.
ЛАРИСА. Это ошибка. Вы с кем-то перепутали! Проверьте, уточните, я очень вас прошу… Да?… Нет! Этого не может быть!…
И она положила трубку.
РИММА. Лариска, что случилось?
ЛАРИСА. Ребенок жив. Девочка. А Аська… А Аськи…
РЕГИНА. Валерьянки дайте!…
В корректорскую вбегали люди, тащили нашатырный спирт и стаканы с водой, открывали окно и бесполезно толклись вокруг рыдающей Ларисы. Такое с ней творилось впервые в жизни.
Глава десятая. Решающая
Грешно заставлять человека в таком состоянии читать гранки. Срочно вызвали на работу Людмилу, а Ларису отпустили Она как раз успела в садик за Дениской, правильно рассудив, что Дима уже все знает и, видимо, не в состоянии…
Дома его не было Лариса покормила и уложила Дениску. Руки требовали работы, чтобы хоть как-то успокоиться. Лариса взялась за стирку Денискиных и Диминых рубашек.
Возле двери кто-то завозился, не в состоянии ее открыть. Лариса вышла в прихожую и отворила.
ДИМА. А, это ты… Ты все знаешь?
ЛАРИСА. Да, знаю. Дениску я уложила Тебя покормить?
ДИМА. Дай чего-нибудь… какого-нибудь транквилизатора…
ЛАРИСА. Чего?
ДИМА. Транквилизатора! Этого, как его… Не видишь, у меня руки дрожат!…
Тут у него и голос дрогнул. Уткнувшись лицом в Асин плащ на вешалке, Дима заплакал. Заплакала и Лариса, прислонившись к его плечу. Но у нее первый приступ отчаяния уже миновал – днем. Слезы облегчили душу, но на смену своему горю свалилось горе человека, который столько лет любил Асю – хоть и бестолково, хоть и с примесью банального мужского вранья и служебных романчиков. И ей сейчас надо быть сильнее него, чтобы ему было где найти поддержку. Поэтому Лариса первая утерла заплаканное лицо.
Следующие два дня прошли как в дурном сне. Откуда-то возникли Димины и Асины родственники. И каждая новая партия родственников хватала Диму в объятия, выражала соболезнования и как могла, утешала. Впрочем, когда родственники затеяли совет, чтобы решить судьбу этого семейства, Дима воспротивился с такой неожиданной яростью, что его с перепугу оставили в покое.
А Лариса с Дениской обитали в окрестных парках – чтобы не видел ребенок этих скорбных и заплаканных лиц. Так Дима велел. И на похороны не допустил.
Потом уже, несколько дней спустя, отведя Дениску утром в садик, Лариса поехала одна на кладбище с цветами – совета у Аси просить. Но из этого ничего не вышло. Пришлось пораскинуть мозгами самой.
Маленькая Ася могла прожить год-полтора в Доме малютки, это Лариса уже выяснила. Но, как и всякая женщина, ощутила она подспудное недоверие к тем рукам, которые будут пеленать малышку – все-таки не материнские. А Дима был совершенно не приспособлен к ведению хозяйства, и оставлять на него Дениску было попросту опасно. Требовались женские руки.
И Лариса вспомнила о рыжей незнакомке. Она ведь так рвалась в жены, и перечисляла свои хозяйственные таланты, и преклонялась перед Димиными научными деяниями! Видимо, в ближайшие дни следовало ждать ее инициативы. А пока Лариса вела все челноковское хозяйство, прибегая к себе только на ночь. И длилась эта запарка до поездки в Москву.
Цепная реакция карнавальной удачи продолжалась – Лариса завела в Москве множество знакомств. И Никифоров принесся в гостиницу с тортом, чтобы напомнить о своем предложении. И Кологрив дозвонился, чтобы перед днем показа пожелать удачи. И показ прошел отлично. Но недолго ее это радовало. Выполнив в Москве все задуманное, она немедленно помчалась домой.
На подступах к дому ее встретил Дениска.
ДЕНИСКА. Те-тя-Ла-ри-са ааа!
ЛАРИСА. Здравствуйте, Денис Дмитриевич!
ДЕНИСКА. А что ты мне привезла?
ЛАРИСА. Новые штаны тебе привезла.
Первый роман из цикла «Архаровцы». Начальное десятилетие правления Екатерины Великой завершилось московскими бунтами. Дворцовая роскошь и расцвет наук ничуть не смягчали нравов простого народа. Не только бунтари, но и воровские шайки чувствовали себя в старой столице вольготно - до тех пор, пока императрица не поручила наведение порядка молодому офицеру Николаю Архарову…
В Московском царстве великая Смута, гибнут люди, в Кремле заперлись польские паны, первое ополчение оказалось бессильно против захватчиков. А в Вологде, куда убежали многие богатые купцы, зреет заговор в пользу английских коммерсантов, которые хотят нажиться на чужой беде. И не только нажиться, а посадить на русский трон своего кандидата. Догадываясь, что там творится неладное, князь Пожарский посылает в Вологду надежного человека — разобраться, какие козни строит купечество и что за секреты хранит тамошний Канатный двор.
Второй роман из цикла «Архаровцы». Николай Архаров и его молодцы должны в кратчайшие сроки отыскать в Москве банду карточных шулеров, открывших подпольное игральное заведение…
Третий роман из цикла «Архаровцы». На Москве неспокойно. Бродят слухи, что бунтовщик Емельян Пугачев, объявивший себя императором Петром III, со дня на день нагрянет в старую столицу. Часть аристократии и духовенства уже готова примкнуть к самозванцу. И, конечно, ситуацией пытаются воспользоваться московские воры во главе со знаменитым Ванькой Каином. Навести порядок способны только люди обер-полицмейстера Архарова…
Лев Толстой с помощниками сочиняет «Войну и мир», тем самым меняя реальную историю…Русские махолеты с воздуха атакуют самобеглые повозки Нея под Смоленском…Гусар садится играть в карты с чертом, а ставка — пропуск канонерок по реке для удара…Кто лучше для девушки из двадцать первого века: ее ровесник и современник, или старый гусар, чья невеста еще не родилась?..Фантасты создают свою версию войны Двенадцатого года — в ней иные подробности, иные победы и поражения, но неизменно одно — верность Долгу и Отечеству.
После того как на престол взошла Екатерина II, любимый полк Петра III, состоящий из немцев-голштинцев, был расформирован, но несколько офицеров осталось в Санкт-Петербурге. Возник заговор – голштинцы собрались убить императрицу. Место для подготовки покушения выбрано с расчетом – поблизости от имения графа Орлова-Чесменского, по общему мнению обиженного на императрицу за свою отставку. Если что-то пойдет не так – виновным окажется он… Узнав, что замышляется неладное, московский обер-полицмейстер Архаров посылает своих испытанных агентов вести розыск…
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.