Колокольчик в тайге - [36]
— Ну и что? Ну и что? — высокомерно переспрашивает третья. — Подумаешь — черви. А я яйцо у хозяйки унесла и расклевала. — И вертит хвостом, довольная.
Такое обсуждение дневных дел на каждом дереве. Иногда, не найдя мирного решения волнующего вопроса, бросаются забияки врукопашную. Шум, гвалт становятся невообразимыми…
Село солнце, темнеет. Умолкает сорочья ночлежка.
Отыщите такую «гостиницу», послушайте! С удовольствием, расскажут вам сороки обо всем, что в лесу творится. А утром, распустив парусами хвосты по ветру, отправляются собирать-свежие новости.
СОРОЧИЙ „ЯЗЫК“
О сорочьих ухватках все хорошо наслышаны. Как только ни называют злые языки эту смышленую белобокую птицу с длинным ступенчатым хвостом: и хитрюгой, и жадюгой, и воровкой…
Конечно, какая-то доля в таких нелицеприятных для сороки определениях есть. Любит она полакомиться чем-нибудь вкусным, а потому не прочь повытаскивать яйца из куриного гнезда, схватить из-под клушки цыпленка-пуховичка, склевать приготовленный для уток корм. Делается все это хитро, осторожно, молча и вместе с тем чуть нагловато. Отсюда, видимо, и общая нелюбовь к сороке, всяческие гонения на нее.
И все-таки птица заслуживает более дружеского отношения к ней. Сороки вместе с кукушками и сойками истребляют в летнюю пору больших лохматых гусениц, на которых малая птаха и взглянуть-то боится. Кроме этого, сорока добровольно исполняет обязанности лесного санитара, расклевывая тушки погибших птиц и зверюшек. Без нее эпидемические заболевания среди обитателей леса возникали бы гораздо чаще, длились дольше, охватывая обширные участки.
Наконец, сорока — это «глаза» леса. Она всегда в гуще лесных событий, всегда в дозоре. Сорочья бдительность неусыпна, и, пожалуй, всякий зверь и всякая птица пользуются ее бескорыстными услугами.
Лесные жители верят своему дозорному: умолкают, прячутся, вовремя бросаются наутек.
Наблюдать за работой лесного «информатора» всегда любопытно. Об одном случае, связанном с сорочьей оперативностью, хотелось бы рассказать.
Проходил я как-то берегом лесного ручья. Тихо. Рано. Солнце только-только выплыло из-за горизонта.
У небольшого переката, где ручей весело считал камешки, увидел я рябчика-петушка. Он пил, сидя на старом пне, упавшем в воду. Смешно было видеть, как рябчик вытягивался бутылочкой, доставал клювом струйку, затем высоко запрокидывал голову с ершистым хохолком.
Заметив меня, упорхнул в кусты.
Немного поодаль я устроился под елью, достал пищик и поманил. Видимо, петушок был молодой, бойкий, задиристый. Он сразу отозвался и бросился в мою сторону. Еще раз поманив, я приготовил ружье и стал ждать.
Сейчас, думалось, подлетит, а то и придет — такое тоже бывает.
В это время над головой прошумели крылья. Чувствую: другая какая-то птица подлетела. Глянул осторожно вверх, а с елки, пикой подняв хвост и прищурив смоляной глаз, пристально смотрит на меня сорока.
«Испортит мне сейчас всю охоту», — подумал я и притих, жду. А рябчик в это время как нарочно голос подал. Плутовка снялась и полетела смотреть: кто это там свистит?
Не знаю, о чем уж она «говорила» с рябчиком. До меня только донеслось осторожно-предупредительное сорочье стрекотанье. И все стихло.
После этого, сколь я ни свистел, рябчик не отозвался.
Поднялся и пошел. И тогда услышал сорочий стрекот, но не отчаянный, а довольный, с какой-то смешинкой.
ГЛУХАРИНЫЙ УЖИН
Завечерье. Где-то за тучами катится золотой колобок солнца. Еще с утра попало оно в крепкую сеть из облаков. Временами казалось, что вот-вот распутает сетку, сделает в ней окошко и коснется ласково земли лучом-стрелкой. Но набегает новая тучка-заплатка и крепко-накрепко закрывает окошко. По-осеннему спокойно в лесу. Только из облака, что прикрыло «оконце», маком сыплется дождик.
На краю поля устроил я скрадок и вот теперь сижу в нем. Прямо перед шалашом грядой стоят высокие гибкие осины, похожие на девушек в цветастых сарафанах. Бусинки дождя садятся к осинам на листья, постепенно тяжелеют и скатываются вниз. Иногда вместе с каплями отрывается лист и ложится в стерню. Хочется выбраться из ухоронки и поднять эти первые листья осени. Но нельзя: сегодня пришел я незваным гостем на ужин лесных «рыцарей» и потому должен прятаться понадежней. Но «рыцари» почему-то не торопятся собираться. Приходится ждать.
Вдруг что-то звучно щелкнуло над моей головой и стихло. Высунул осторожно голову из ухоронки, поднял глаза на осину, что передо мной стояла, да — в шалаш. А на осине будто вершина обломилась: треснуло, зашумело…
Хотел из шалаша ловко выскочить, выстрелить вслед, но впопыхах выбил стойку, что посредине стояла, и шалаш — весь на меня. Пока из-под веток выбирался, глухаря и след простыл.
Бросил мешок за спину и отправился домой несолоно хлебавши. Ничто, казалось, теперь меня не развеселит. Но тут вокруг посветлело, и из-за туч наконец смущенно улыбнулось солнце. Дрогнули от неожиданности осины, зашелестели, стряхивая с листьев тяжелые капли. Поднял голову. Там, в высоте, неспешно качая крыльями, тек к югу журавлиный косяк. Видно, ранней будет нынче зима: торопятся в отлет птицы.
