Колокола истории - [19]

Шрифт
Интервал

Более того, со временем уничтожается и «первое поколение» самих революционеров. И дело здесь не только в политической борьбе, а прежде всего в том, что они непосредственно принадлежат к старому строю, являются его интегральным элементом, его субстанцией и в то же время непосредственно связаны с функциональным миром капитализма («мировое социалистическое движение»). Короче, они выступают «свидетелями старого мира», который должен быть уничтожен до основания, максимально, без следов. Поэтому-то докоммунистические формы принципиально невосстановимы. Разумеется, в истории восстановить, реставрировать вообще ничего нельзя. Когда Людовик XVIII сказал, что его правление будет реставрацией монархии, но не Старого Порядка, он тем самым лишний раз подчеркнул невозможность восстановления и монархии, поскольку монархия без и вне Старого Порядка — это уже не монархия, а по сути нечто другое, сохраняющее лишь название. Иначе говоря, в истории можно попытаться восстанавливать только формы. Но в случае с коммунизмом и это невозможно (остается восстанавливать лишь названия и макромакеты, вроде Храма Христа-Спасителя).

Коммунизм — это не некий нарост на здоровом теле, который можно сковырнуть, отсечь скальпелем, выбросить и забыть. Это вообще не нарост. Это — превращение, взаимодействие неких форм, причем в процессе взаимодействия формы эти уничтожаются и возникает нечто невиданное, совершенно новое по сравнению и с прежней местной системой, и с капитализмом, который вызвал реакцию этой системы и взрыв. Собственно, остается лишь функция капитала, оформляющая этот взрыв, а потом умирающая и как функция. Выпотрошенная кишка, от которой осталась пленка, и кровь, выдавленная из субстанции и в эту пленку залитая. И замороженная. Вот и вышел коммунизм. Кровяная колбаса. Социальный взрыв — вот «материальная» основа коммунизма, в которой на самом деле почти нет ничего материального.

И это еще одна причина, почему столь короток век коммунизма, почему фазы его развития смещены, почему расцвет приходится на умирание (70–80-е годы), зрелость — на раннюю фазу и т. д. У коммунизма не было особой, его собственной субстанциональной подушки, подпитки, почвы. Коммунизм — дитя двойного раскола: во-первых, капитализма на субстанцию и функцию, а с помощью этого, во-вторых, русской истории на докоммунистическую и коммунистическую. Коммунизм беспочвен в материальном, вещественном смысле этого слова. Будучи отрицанием и капитализма, и самодержавия, сталкивая их лбами с помощью функции капитала, которая становится оболочкой социального взрыва, формой его дальнейшего существования (затухания взрывной силы, тления), коммунизм не имеет имманентной лишь ему вещественной субстанциональной основы. Как естественной ее нет и вне его. У коммунизма нет положительной основы, кроме самого себя, но эта положительная основа — отрицание капитала-субстанции. Поэтому коммунизм вынужден расширяться, расползаться и (или) пожирать самого себя, свое будущее, лишать себя будущего, транжиря людской потенциал, здоровье, «мозги», природу.

Это нормальный способ функционирования коммунизма, обусловленный как фактом, так и способом его возникновения. Почвой неестественной и отрицательной остается для коммунизма капитализм, точнее его определенное историческое состояние. Поэтому коммунизм так быстро сжигает себя, питается собой. Его жизни хватило ровно настолько, сколько просуществовала, во-первых, конкретная форма капитализма, которую он отрицал, и во-вторых, субстанциональное наследие докоммунистических времен. Пытаясь «подморозить» СССР в 1946–1953 гг., Сталин действовал на основе абсолютно верного понимания природы коммунизма. Однако переспать с Историей против ее воли нельзя.

Все это не означает, что кроме коммунизма в русской истории начала XX в. ничего не было. Было. Но реализация коммунизма уничтожила все остальные формы в качестве значимых альтернатив. Отсюда не следует, что коммунизм перемолол абсолютно все и в равной степени. Нет, ни одна целостность не исчерпывается системными характеристиками. Даже столь функциональная, как коммунизм, представлявший собой некий способ эксплуатации без адекватного ему исторического (т. е. характерного только для него по уровню развития производительных сил) «материального» способа производства.

XIII

Коммунизм рождался и рос в очень запутанной и сложной обстановке, которая была в то время характерна для мира. Существование функции автономно от субстанции, дробление одного уклада на несколько субукладных форм, каждая из которых приобретала самостоятельное значение, — это еще цветочки. На полупериферии и периферии капиталистической системы — в этих колыбелях коммунизма — на одном и том же пространстве (географическом, экономическом, социальном) сосуществовали такие формы, которые в центре системы — на Западе, были возможны только диахронно, как сменяющие друг друга стадии. Например, первоначальное накопление капитала в «нормальном! (происходящем в центре) развитии предшествует накоплению капиталов, капиталистическому накоплению. На полупериферии и периферии они нередко сосуществуют в пространстве, ведут борьбу за одни и те же ниши. При этом первоначальное накопление капитала, как показывают исследования по колониальной истории Юго-Восточной Азии, Индии, Африки, теснит капиталистическое накопление или даже блокирует его. А соответственно социальные и политические силы, которые воплощают первое или стоят за ним, теснят и блокируют те, что связаны со вторым.


Еще от автора Андрей Ильич Фурсов
Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения

Столетие Великой Октябрьской социалистической революции не только заставляет нас оглянуться с интересом на «короткий» XX русский век (1917–1991), но и задуматься над тем, почему провалился великолепный социальный эксперимент по построению социализма в отдельно взятой стране – СССР. Был ли в корне неправ Маркс со своим пресловутым «Капиталом»? Или его задумка была верной, вот только подвели последователи-практики: Ленин, Троцкий, Сталин? А, может быть, коммунизм прошел отведенный ему Историей путь и скончался своею смертью – от внутренних противоречий? Или коммунистическое будущее человечества похоронили предатели, глупцы и маразматики в позднем советском руководстве? В новом издании книги кандидат исторических наук Андрей Фурсов дает ответы на эти вопросы.


Водораздел. Будущее, которое уже наступило

Имя историка и публициста Андрея Ильича Фурсова широко известно в России и за ее рубежами. Он автор белее 400 публикаций, включая двенадцать монографий, академик Международной академии наук (Инсбрук, Австрия), директор Институт системно-стратегического анализа, директор Центра русских исследований Московского гуманитарного университета. Что случится быстрее в ближайшие десятилетия: демонтаж капитализма «сверху» или его крах? Удастся ли при этом избежать глобальной катастрофы? Сможем ли мы использовать марксизм как оружие в психоисторической войне против наших западных «партнеров»? Как России пройти «бутылочное горлышко» глобального кризиса, обрести мощь и сохранить самость в грядущем посткапиталистическом мире? Цель этой книги — попытаться представить развитие мира в целом, его основных макрорегионов и крупнейших стран в эпоху мирового кризиса капитализма и перехода человечества к новому социально-экономическому устройству.


Новая опричнина, или Модернизация по-русски

Опричнина XXI столетия? Да, именно так.Многим это кажется вызывающим, немыслимым, почти безумием. Но мы спрашиваем себя: а есть ли другой выход у нашего Отечества? В привычной, аналитической стратегии будущего у него нет. Оно обречено. Остается лишь стратегия чуда, стратегия немыслимого. Выйти из грядущего лихолетья русским суждено только в одном случае: если они смогут осуществить смелое историческое творчество.


Холодный восточный ветер русской весны

Эта книга – взгляд на Россию сквозь призму того, что происходит в мире, и на мир сквозь русскую призму. «Холодный восточный ветер» – это символ здоровой силы, которая необходима для уничтожения грязи и гнили, скопившейся в России и в мире за последние 3040 лет. То, что этот ветер может прийти только с Востока, нет никаких сомнений – больше ему взяться неоткуда.Работа выходит в год столетия начала войны, которую именуют Первой мировой (1914–1918 гг.) Сегодня 1914 год оказывается далеким зеркалом 2014 года – по остроте ситуации, по факту наступления Запада на русский мир.


Еще один «очарованный странник»

(О Владимире Васильевиче Крылове на фоне позднекоммунистического общества и в интерьере социопрофессиональной организации советской науки) Опубликовано в: Русский исторический журнал. – М., 1999. – Т. II, № 4. – С. 349-490.


Рукотворный кризис

Рукотворный кризисВ контексте заявленной RPMonitor темы наступления глобального кризиса мы предлагаем читателям цикл бесед с известным русским ученым и публицистом Андреем Ильичем Фурсовым, директором созданного в 1997 г. Института русской истории РГГУ. Отметим, что наш собеседник – автор известных работ о русской истории и русской власти, об истории капиталистической системы и Востока, о геополитике и глобализации, о мировых войнах и идеологии, уделяет в своих трудах особое место проблематике макроисторических кризисов.


Рекомендуем почитать
Делийский султанат. К истории экономического строя и общественных отношений (XIII–XIV вв.)

«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.


Ядерная угроза из Восточной Европы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Очерки истории Сюника. IX–XV вв.

На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.


Древние ольмеки: история и проблематика исследований

В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.


О разделах земель у бургундов и у вестготов

Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.


Ромейское царство

Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.