Колокол в колодце. Пьяный дождь - [262]
— Вы полагаете, что сумеете разделить землю? Награбленное никто не возьмет!
На щеках Шандора вспыхнули два красных пятна, как тревожные сигналы. Юлишка с мольбой в глазах приникла к нему и держала за руку.
Юхош пригрозил, что поедет в Дёндёш, там, мол, у него есть адвокат, тот сумеет постоять за справедливость.
— Как бы не так… Поедете… — заметил Шандор сдавленным голосом и сделал паузу. — Если выпустим из деревни. — Он так и сказал: «Если выпустим».
Юхош остолбенел и, еще больше выпучив глаза, заорал:
— Выходит, эта мразь тебе дороже своей семьи? Нет, я не стану плакать, если тебя вздернут заодно с ним! — И, загрохотав сапогами, выбежал из комнаты.
Когда смолк звук его шагов, наступила жуткая тишина. Борка с маленькой Мартой приняли это за продолжение веселой забавы и захихикали, но Марта шикнула на них. Юлишка, беззвучно всхлипывая, вышла из комнаты. Шандор последовал за ней.
— Подожди меня! — окликнул я его. — Сходим вместе в сельскую управу.
Марта стала удерживать меня, просила пока никуда не ходить, отдохнуть. Но я уже не мог лежать в постели и, наскоро одевшись, вышел из дому.
Шандор всю дорогу молчал, не проронив ни слова. Я видел: что-то терзало его душу.
Село сейчас выглядело оживленнее, чем в день моего приезда. По главной улице, громыхая, ехало несколько подвод, нагруженных плугами и увесистыми мешками. Впряжены в них были, как это ни странно, коровы. Лошадей не было, одни коровы, а они еще не привыкли ходить в ярме, и их приходилось вести. Но и это не всегда помогало: они нет-нет да остановятся, оглашая ласковое солнечное утро, подернутое молочно-белой дымкой, жалобным мычанием. Очертания горы Надьхедеш смутно проступали в туманном марене.
Возле сельской управы, точнее, против нее, на противоположной стороне, толпился народ. Оттуда люди глазели на окна управы, оживленно обсуждая что-то. Увидев нас, все тут же замолчали.
— Эй, мужики, бабы, почему не заходите? — окликнул их Шандор. Некоторые двинулись было вперед, но большинство осталось на месте, провожая смельчаков взглядом.
Резиденцией старика Кордаша был кабинет бывшего старшего писаря сельской управы. Кроме него, там находилось еще несколько человек, в том числе Габор Йенеи. Очевидно, это и была «директория».
Старик принял меня с необычайным радушием, как почетного гостя. Он начал с извинений за вчерашнюю проверку документов и, как бы оправдываясь, сказал:
— Небось мы знаем вас, товарищ, как видного деятеля искусств… Можно сказать, вы у нас свой человек, нашенский.
— Ваши молодцы заявили: даже у самого Иисуса Христа приказано проверить удостоверение личности, ежели невзначай забредет сюда.
— Это так, для красного словца сказано, — смутился Кордаш. Мне показалось, ему стало неловко из-за упоминания Иисуса Христа, как бы, чего доброго, я не понял это в превратном смысле. И он поспешил переменить тему разговора: — Так вот, дорогой товарищ, у нас все идет как по маслу. Как положено согласно установке. — И, словно считая себя обязанным дать полный отчет обо всем, что произошло со времени нашей осенней встречи, он начал по порядку: — Того товарища, раненого советского солдата, удалось-таки спасти. Ваша любезная супруга выходила сердечного. Потом Шандор с дружками взяли его с собой в горы… Нынче проводим запись на земельные наделы… — Сделав паузу и уже совсем другим тоном, обращаясь скорее к Шандору, чем ко мне, старик продолжал: — Но желающих не густо. Я же говорил…
Шандор слушал невеселый, даже мрачный.
— Вон толпятся на улице, на той стороне, — буркнул он.
— Неужто! — оживился старик. С поразительной легкостью он подскочил к окну, распахнул его и зычно крикнул: — Товарищи, чего не заходите? Какого черта боитесь? Это же не прежняя сельская управа. Нынче аккурат пришло самое время заколотить гвозди в крышку гроба феодализма! А ну, давай заходи! — Вот и вся его речь. Закрыв окно, он немного задумался: — А господ Вёльдеши все-таки надо бы вытурить из усадьбы, — высказал он вслух свою заветную мечту. Затем обратился ко мне: — Классовый враг, товарищ, бесчинствует без зазрения совести! — И должно быть, вспомнив что-то, тотчас спросил: — А все же… продумано ли это как следует, товарищ? Вроде мы приумножаем класс частных собственников-единоличников.
Я невольно рассмеялся:
— Уж такова установка, дядюшка Кордаш. Как же иначе зарыть нам в могилу феодализм!
Старик захмыкал, как человек, которого все еще не совсем убедили.
— Комитет по рассмотрению заявлений желающих получить землю… все же надо бы образовать.
— А зачем? — метнул Кордаш хмурый взгляд на Шандора. — Сами справимся!
Вошла высохшая, сморщенная старушка, спросила, где Кордаш. Увидев его, она старчески запричитала, жалуясь на то, что дома нечем топить, нет ни харчей, ничего, хоть шаром покати. Зять — в солдатах, о нем ни слуху ни духу, а дочь с внучком хворают. Весь дом лежит на ней, измаялась от забот…
Кордаш внимательно слушал нескончаемые жалобы старухи. На лице его не отразилось ни малейшего признака нетерпения; более того, он даже как бы поощрял ее своим сочувственным взглядом: дескать, говори, выкладывай все, что наболело на душе!.. Все его существо выражало искреннее сочувствие старухе.
В историческом романе "Победитель турок" (1938) показана роль венгерского народа в борьбе за независимость против турецких захватчиков. Герой романа — выдающийся венгерский полководец и государственный деятель — не выдуманный персонаж. Янош Хуняди родился в Трансильвании около 1387 года. Янош воевал против турков во время правления нескольких королей, часто терпел поражения, единожды даже попал в плен. Но решающую битву против турецкой армии под местечком Нандорфехевар в 1456 году выиграл со своим войском, состоявшем из солдат и крестьян-добровольцев.
Книга крупнейшего венгерского прозаика, видного государственного и общественного деятеля ВНР переносит читателя в только что освобожденный советскими войсками военный Будапешт. С большой теплотой рассказывает автор о советских воинах, которые весной 1945 года принесли венгерскому народу долгожданное освобождение от хортистского режима и гитлеровских оккупантов. Включенный в книгу роман «И сегодня, и завтра…» показывает тяжелую жизнь трудового народа Венгрии до освобождения. Книга рассчитана на массового читателя.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.
Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.
Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.
В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.