Колодец Времени - книга поэм - [40]

Многие здесь занимались торговлей людьми и пиратством,

Шли в гладиаторы сами, по найму убийцами были!

Стал я над вами военным вождём совершенно случайно,

Имя своё не могу я открыть настоящее в страхе.

Род мой во фракии может Лукулл перебить моментально,

Взял он во Фракии много селений в кровавом размахе.

Мы продолжаем войну с гнусным Римом, тюрьмой всех народов,

Легче для порабощенных племён будет доля при этом.

Вот смысл от наших больших италийских военных походов,

Вместе всем миром на север пойдём и на Рим этим летом!"

Вой одобрения разноголосый над войском раздался,

Крики "Спартак, мы с тобой!" и "Спартак, претор наш!" разносились,

Вождь всем руками махал, Крикс молчал, Ганник лишь улыбался.

Громко стучали вокруг о щиты, дули в горны и кони бесились.

"Слушайте! - вновь попытался Спартак говорить, - замолчите!"

Сильно уже разгорелись костры и поплыл смрадный запах,

Труп, то один, то другой, оживал на секунду в своей пирамиде,

Корчился в пламени в искрах, треске, щелчках, вздохах и храпах.

Крики и шум постепенно затихли, и вождь смог продолжить

"Наши товарищи, храбро сражаясь, в сражении пали.

Гении их и юноны, всё в жизни должны подытожить.

Все их пенаты и лары умолкли в тоске и печали.

Добрые маны и злые лемуры вокруг затаились,

Знание древних этрусков взывает о жертвах обильных.

Так же, как раньше Юпитеру грозному жертвы дарились,

Бой гладиаторов мы проведём из противников сильных.

Тот, кто останется жив, будет нами отпущен с почётом,

Кто победит в паре, бьётся с другим победителем в паре.

Станет эдилом Гай Ганник, и ведать он будет подсчётом,

Пусть начинают сражаться ничтожные римские твари!"

Жребием пары отобраны были, расставлены между кострами.

Шлемы надели на них, и щиты и мечи дали в руки.

Словно привычно им роли раздали, как в греческой драме,

Авторы в амфитеатре, в придирчивом зрительском круге.

Только один из несчастных решился восстать против казни.

Меч получив, он в безумии страшном напал на охрану.

Больше не думал из пленных никто о подобном соблазне,

После того, как ему нанесли сзади страшную рану.

Быстро его оттащили к костру и добили кинжалом.

Прочие пленники тихо стояли, подавленно глядя.

Смутно надежда незримым кольцом их ещё окружала,

Призрачно жизнь обещала в смертельном обряде.

Белый платок в руки взял Ганник, медленно поднял и важно.

Все замолчали вокруг, даже птицы умолкли, казалось.

Сильно махнул он платком дав сигнал биться насмерть отважно,

Только остались стоять все являя противнику жалость.

Их стали копьями острыми в спину толкать друг на друга.

Первая кровь этих жертв пролилась от таких понуканий.

Вскоре была так разорвана их круговая порука,

Дело пошло оживлённей, до жертв первых кровопусканий.

В яростных отблесках пламени, в дыме от плоти горящей,

В грозном молчании войск победителей в битве,

Римляне бились за право пожить жизнью этой пропащей,

Больше они не нуждаясь для этого вскоре в арбитре.

Ярость пришла к ним сама как мужчинам пристало,

Крики поверженных громко зазвучали из мира иного.

Из гладиаторов этих в живых половины не стало.

Новые пары составили быстро по жребию снова.

Было теперь пятьдесят этих пар, даже в ранах кровавых,

Снова Гай Ганник платок опустил и продолжились схватки,

Римляне быстро убили вновь в прошлом товарищей бравых.

Тихо сказал сам себе в лихорадке Спартак: "Кто в остатке?

Если префект молодой победит, загадаю победу,

В нашей нелёгкой войне, цель которой не знаю наверно,

Митре я всем поклянусь, буду верен до смерти обету,

Что справедливость его на земле буду сеять всемерно!"

Вот все погибли уже гладиаторы кроме последних.

Стройный префект и декан из манипулы только остались.

Двое красавцев-атлетов высоких и двадцатилетних,

Оба в крови и грязи, от усталости сильно шатались.

Каждый из них шестерых победил в быстрой схватке.

Чуть отодвинуты в сторону, мёртвые всюду валялись.

Всё приближалось к желанной эдилу зловещей отгадке,

Кто жив останется в действе, где духи умилостивлялись.

Снова за взмахом платка гладиаторы принялись биться.

Медленно двигались оба и еле щиты поднимали,

Схожими были тела их нагие, а шлемы скрывали их лица,

Тяжко дышали, мечами тупыми с трудом ударяя.

Вроде, префект, в шлеме с рыбой на гребне, свежее казался,

Выше свой щит поднимал, чаще бил, резче, с огненным бликом,

Только в крови поскользнулся, на чёрной земле распластался.

Быстро декан в грудь ему меч вонзил с хриплым криком.

После и сам повалился, и рана открылась на шее,

Страх только был для него поводырь в этой схватке.

После победы декан потерял для себя этот стержень.

Умер он тут-же, в живых никого не осталось в остатке,

Словно Юпитер заранее был на квиритов рассержен.

Быстро проткнули копьём и проверили каждое тело,

В мрачном молчании войск, на костры мертвецов положили,

Не раздевая, оружие взяв только, сделали дело,

Чем долгожданный обряд приношения жертв завершили.

Тут затрубили букцины, ударили громко тампаны,

Стали отряды поспешно в палатки свои отправляться.

Ужин их ждал, маркитанты и девы-волчицы, лекарства на раны,

Танцам и винам фалернским возможно там было предаться.

Только Спартак не спешил, не поднялся с курульного кресла.

Бледный был, тихо глядел, как префекта в огонь положили,