Колодец одиночества - [19]
Но Анна снова начала возражать:
— Зачем все это нужно девочке? — спросила она. — Разве ты любил меня меньше, потому что я не разбиралась в математике? Разве ты сейчас любишь меня меньше, потому что я считаю на пальцах?
Он поцеловал ее.
— Это совсем другое дело, ты — это ты, — сказал он с улыбкой, но в глазах его было хорошо знакомое ей выражение, холодное и решительное, означавшее, что всякие уговоры бесполезны.
Наконец они поднялись в детскую, и сэр Филип прикрывал ладонью пламя свечи, пока они стояли рядом, глядя на Стивен — ребенок спал тяжелым сном.
— Смотри, Филип, — прошептала Анна, потрясенная и охваченная жалостью, — смотри, у нее две большие слезы на щеке!
Он кивнул, обнимая рукой Анну:
— Пойдем отсюда, — произнес он, — мы можем ее разбудить.
Глава шестая
Миссис Бингем уехала — она не горевала об этом, и по ней тоже не горевали. Вместо нее воцарилась мадемуазель Дюфо, молодая французская гувернантка с приятным длинным лицом, напоминавшим Стивен лошадь. Это сходство было удачным в одном отношении — Стивен сразу же привязалась к мадемуазель Дюфо, хотя это не способствовало уважительному послушанию. Совсем напротив — Стивен чувствовала себя очень свободно, по-хорошему свободно и непринужденно; она стала опекать мадемуазель Дюфо, как свою питомицу. Мадемуазель Дюфо была одинока и скучала по дому, и, следует заметить, любила, когда ее опекали. Стивен неслась со всех ног, чтобы принести ей подушку, или стульчик для ног, или стакан молока в одиннадцать часов.
«Comme elle est gentille, cette drôle de petite fille, elle a si bon coeur[1]», — думала мадемуазель Дюфо, и вот уже география оказывалась вещью маловажной, да и арифметика тоже — напрасно мадемуазель пыталась быть строгой, ученица всегда умела очаровать ее.
Мадемуазель Дюфо совсем не разбиралась в лошадях, несмотря на то, что сама была похожа на одну из них, и Стивен с удовольствием развлекала ее долгими беседами о накостниках и наколенных наростах, скакательных суставах и коликах, в виде дикой ветеринарной мешанины. Если бы Вильямс слышал это, он, несомненно, поскреб бы свой подбородок, но Вильямса рядом не было.
Что до мадемуазель Дюфо, то на нее все это производило впечатление:
— Mais quel type, quel type![2] — всегда восклицала она. — Vous êtes déjà une vraie petite Amazone, Stévenne[3].
— N'est-ce pas?[4] — соглашалась Стивен, которая уже схватывала французский язык.
У нее проявился к этому настоящий талант, и это восхищало ее учительницу; через шесть месяцев Стивен могла болтать довольно свободно, быстро жестикулируя и пожимая плечами. Она любила говорить по-французски, это очень ее забавляло, и совладать с грамматикой она тоже умела; чего она терпеть не могла, так это длинных дурацких dictées[5] из поучительных историй «Розовой библиотеки». Проявляя слабость по отношению к Стивен во всем остальном, мадемуазель Дюфо упорно стояла за эти dictées; «Розовая библиотека» была последним оплотом ее авторитета, и она удерживала его.
— «Les Petites Filles Modèles[6]», — объявляла мадемуазель, и Стивен зевала от глубокой скуки. — Maintenant nous allons retrouver Sophie[7]… где мы остановились? Ah, oui[8], помню: «Cette preuve de confiance toucha Sophie et augmenta encore son regret d'avoir été si méchante. Comment, se dit-elle, ai-je pu me livrer a une telle colère? Comment ai-je été si méchante avec des amies aussi bonnes que celles que j'ai ici, et si hardie envers une personne aussi douce, aussi tendre que Mme. de Fleurville![9]»
Время от времени программа разнообразилась даже еще более поучительными отрывками, и для диктантов выбирались «Les Bons Enfants[10]», вызывая презрение и насмешку Стивен.
«— La Maman, Donne-lui ton coeur, mon Henri; c'est ce que tu pourras lui donner de plus agréable.
— Mon coeur? Dit Henri en déboutonnant son habit et en ouvrant sa chemise. Mais comment faire? il me faudrait un couteau[11]».
На что Стивен начинала хихикать. Однажды она добавила на полях свой комментарий: «Вот притворюшка!» — и мадемуазель, случайно наткнувшись на него, была застигнута своей ученицей на том, что засмеялась. После этого, разумеется, в классной комнате еще убавилось дисциплины, но сильно прибавилось дружбы.
Однако Анна выглядела довольной, поскольку Стивен начала делать такие успехи во французском языке; и, наблюдая, что его жена выглядит не такой беспокойной в эти дни, сэр Филип не говорил ничего и выжидал. Это откровенное и веселое лодырничество со стороны его дочери будет прервано позже, решил он. Тем временем Стивен горячо полюбила француженку с добрым лицом, а та в свою очередь восхищалась необычным ребенком. Она доверяла Стивен свои невзгоды, семейные невзгоды, которых у гувернанток полным-полно — ее Maman[12] была старой, хрупкой и жила в нужде; у сестры был злой муж, склонный транжирить деньги, и теперь ее сестре приходилось делать пакетики для больших парижских магазинов, которые платили очень мало, а сестра постепенно теряла зрение над этими пакетиками для магазинов, вышитыми бисером, а магазинам не было до этого никакого дела, и они очень мало платили. Мадемуазель посылала своей Maman часть заработка, а иногда, разумеется, должна была помогать и сестре. Maman необходима была курица по воскресеньям: «Bon Dieu, il faut vivre — il faut manger, au moins
Представляемое читателю издание является третьим, завершающим, трудом образующих триптих произведений новой арабской литературы — «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже» Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави, «Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком» Ахмада Фариса аш-Шидйака, «Рассказ ‘Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи. Первое и третье из них ранее увидели свет в академической серии «Литературные памятники». Прозаик, поэт, лингвист, переводчик, журналист, издатель, один из зачинателей современного арабского романа Ахмад Фарис аш-Шидйак (ок.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.