Колода предзнаменования - [72]

– И все равно нам было бы полезно знать правду. – Вайолет лишь единожды приходила в такую ярость: на похоронах Роузи. Это раскаленная злость, которая поддерживала ее и в то же время приковывала к земле. – Я расскажу всем в этом городе о твоем вранье. И навсегда положу конец этому гребаному кошмару.

Джунипер побледнела, и Вайолет ощутила мерзкий прилив удовольствия, потому что, наконец, ранила мать так же глубоко, как и она ее.

Но затем поняла, что Джунипер смотрит не на нее, а ей за спину.

Она обернулась с колотящимся сердцем.

Повсюду вокруг них из символа основателей поднимались корни. А с ними пришел безошибочный смрад смерти.

20

Мэй недовольно смотрела на фасад дома Готорнов. Над остроконечной крышей поднимались завитки дыма, но не из дымохода. А от боярышника.

Раскрывшиеся почки было уже не закрыть. Харпер, Вайолет и Айзек сделали все, что могли, но этого было недостаточно, чтобы остановить загрязнение воздуха. Мэй часто заморгала – ее глаза слезились от тонкой завесы тумана, который повис вокруг ее дома. Такая же проблема возникла на территориях других основателей.

Мэй ненавидела его. Он напоминал о ее неудачах. Она пыталась изменить будущее, и карты обернулись против нее. Она ошиблась насчет своих способностей, и в результате гниль распространилась дальше, что привело к эвакуации города.

А значит, у нее остался лишь один вариант: объединить свои ресурсы.

Эзра рассматривал ее провальную попытку изменить будущее как неудачу, а не катастрофическую ошибку. Он сказал, что у него есть другой план, но он потребует дополнительной помощи. Время жалкой вражды между семьями прошло. Раз Джунипер Сондерс могла жить в их доме, то ничего страшного, если Мэй пригласит отца. Она беспокоилась о его восприимчивости к заразе, но он обещал принять все необходимые меры предосторожности. Ей оставалось лишь надеяться, что этого будет достаточно.

Машина подъехала к дому, и Мэй проводила Эзру к крыльцу, наблюдая за тем, как он изучает поднимающийся дым.

– Мне так жаль, – тихо сказал он. – Должно быть, эвакуация далась тебе тяжело.

– Да, было несладко, но будет еще хуже. Мама взбесится, когда увидит тебя.

– Ты не предупредила ее о моем приезде?

– Она бы запретила тебя приглашать и посадила бы меня под домашний арест до тех пор, пока гниль не сожрет Четверку Дорог живьем.

– Значит, она ничуть не изменилась.

– Не-а. – Мэй открыла входную дверь, сделала глубокий вдох и показала жестом, чтобы отец следовал за ней.

Она знала, что появление Эзры Бишопа станет неприятной неожиданностью для ее семьи. И все равно не ожидала такой бурной реакции, когда он встал за ней на пороге в гостиную.

Августа немедленно вскочила на ноги, ее лицо выражало изумление и гнев. Брут с Кассием поднялись вместе с ней и настороженно осклабились, в то время как Джастин прирос к дивану.

Он уставился на Эзру так, словно увидел самого Зверя. Они будто смотрели в зеркало. Эзра хорошо сохранился – он едва выглядел на тридцать, не говоря уж о своих пятидесяти, а Джастин заметно повзрослел за время его отсутствия. У них был одинаковый цвет волос, одинаковые глаза, одинаковая широкая, добрая улыбка. Но Мэй уже знала, что ни один из них не покажет сейчас свою фирменную ямочку; что их воссоединение пройдет совсем не так, как ее.

– Какого хрена он тут делает? – спросила Августа, и ее слова отскочили от стен, как пули. Мэй редко слышала ругань из уст своей матери. Тот факт, что она произнесла бранное слово так небрежно, заставил Мэй осознать, насколько тяжелый сюрприз она им подкинула.

Но наступили отчаянные времена. У нее не было выбора.

– Помогает нам, – ответила она, встречаясь взглядом с Августой. – Я знаю, что ты не обрадуешься этой идее, но он изучал заразу и придумал план…

– Изучал заразу? – процедила ее мать. – Как давно он здесь?

– Августа, – обратился Эзра.

– Я не с тобой разговариваю! – Ее руки, обтянутые перчатками, задрожали от ярости. – Эзра, присядь. Собаки составят тебе компанию. Мне нужно поговорить с моими детьми.

Эзра нервно опустился на диван. Брут и Кассий встали по бокам от него, не теряя бдительности. Из пасти Брута повисла длинная слюна, пока он пялился на отца Мэй как на закуску. Она лишь надеялась, что он будет в целости и здравости, когда они вернутся.

Августа повела Джастина с Мэй в прихожую. Как только дверь в гостиную закрылась, она накинулась на дочь и тихо зашипела:

– Мэй Элейн Готорн, как давно он здесь?!

Когда Августа злилась, то полностью сосредотачивалась на своей жертве. Мэй много раз видела ее в действии – мать находила цель и сразу же решала, как лучше всего устранить угрозу. Прямо сейчас центром ее свирепого внимания стала Мэй, и выход был лишь один: сказать правду.

– Он приезжал сюда несколько раз за последние две недели.

– И ты не подумала сообщить мне, что твой отец решил вернуться в Четверку Дорог и связаться с тобой?

– Он не связывался со мной. Это я его пригласила.

Джастин изумленно хмыкнул.

Лицо Августы исказилось в гримасе.

– Зачем ты это сделала?!

– Потому что нам нужна была помощь.

Мэй так устала от того, что легкое отклонение от драгоценных правил Готорнов сразу же воспринималось как предательство высшей степени. Они следовали им, и вот к чему это привело: город находился на грани превращения в гниющий ад. По ее мнению, это значило, что пришло время нарушить правила или хотя бы изменить их.