Колода предзнаменования - [36]

Его не могло там быть. Это не место для него – лишенного способностей, без внутренней силы, которой Харпер всегда обладала. Однако вот он, улыбающийся и светловолосый, одетый в те же джинсы и футболку, в которых она видела его последний раз.

А затем Харпер взглянула на его глаза – пустые и безжизненные – и все поняла. Что-то екнуло в ее груди, что-то пульсировало, как сердце, и ныло, как рана. Она моргнула, пытаясь избавиться от серости перед глазами, и позволила слезе скатиться по щеке. Ей стоило бы испугаться. Но больше всего в жизни она боялась незнания, а теперь она знала. Теперь она видела.

Он не выглядел как монстр. Но, быть может, в этом и суть.

– Ты Зверь, – сказала Харпер, взмахивая мечом, хоть и вряд ли от него будет прок. Слова прозвучали секундой позже и немного пугливее, чем ей позволяла гордость.

Его улыбка стала шире. Она выглядела неправильно на лице Джастина – резкой и грубой. Это улыбка юноши, которого Харпер хотела в нем видеть, потому что так его было бы легче ненавидеть. Но на самом деле Джастин был доброжелательным и покладистым и разрывался между надуманным долгом перед Харпер и своей семьей.

Зверь третировал Вайолет образом Роузи. А теперь третировал Харпер им.

«Очень хорошо, – сказал он. Его губы шевелились, но голос все равно раздавался в голове девушки. – Тебе не стоит здесь находиться, камешек».

– Ты заражаешь этот город, – хрипло произнесла Харпер. Что-то бурлило в ее горле – возможно, кровь, – но она не отводила взгляда от Зверя. Если уж ей суждено умереть здесь, то глядя врагу в лицо. – И мы тебя остановим.

Зверь поднял руки, изображая повиновение, и этот жест был настолько человеческим, что Харпер стало дурно.

«Я так же болен, как и твой город».

Он так яростно швырнул эти слова в ее разум, что Харпер закашлялась, и ее толстовку забрызгали капли крови. Вот только она не выглядела как кровь. А как та серая маслянистая жидкость у ног Зверя.

– Но ты вселяешься в людей! – возразила она, шагнув вперед. – Как ты можешь быть болен? Это твоих рук дело!

«Я пытаюсь найти выход, – прорычал Зверь. – Оглянись. Зачем мне так поступать с единственным местом, которое у меня осталось?»

А затем он исчез, и мир растворился. Харпер покружилась, размахивая мечом, и вокруг нее снова возникла Четверка Дорог.

Ахнув, она увидела, что по-прежнему стоит у озера, только на сей раз оно выглядело как обычно. Харпер осмотрела деревья неподалеку, выискивая блеск гнили, но тщетно. Девушка выдохнула с облегчением и пошла обратно через лес.

Айзек и Вайолет все так же стояли у символа основателей и встревоженно смотрели на то место, где она исчезла. Завидев приближение подруги, Вайолет побежала ей навстречу.

– Ты цела! – с облегчением воскликнула она. – Ты… увидела там что-то, да?

Харпер устало кивнула.

– Ты нашла то, что искала? – поинтересовался Айзек.

Она замешкалась. Харпер думала об этом всю дорогу назад. Возможно, это уловка, но она в это не верила.

– Кажется, болезнь появилась не из-за Зверя, – тихо произнесла она. – Она вредит ему так же, как нам.

Она, как могла, объяснила все друзьям и наблюдала, как их лица бледнеют. По пути к поместью Сондерсов Харпер думала только о чертах Зверя на лице Джастина, пока не перестала различать их улыбки.

11

Сгоревшая оболочка здания, которое Айзек звал домом вплоть до четырнадцати лет, начала возвращаться к природе. Габриэль попросил его встретиться здесь после окончания смены в медпункте – у него появилась идея, как им найти ответы о болезни. Вайолет сказала Айзеку, что гниль – не его вина, но они все равно хотели от нее избавиться, так что он пригласил и ее поприсутствовать при этом разговоре, прежде чем они пойдут на вечеринку в честь дня рождения Джастина. К сожалению, Айзек пришел первым к руинам, сотворенным собственными руками, а значит, у него было время, чтобы погрузиться в прошлое и вспомнить.

Под ногами Айзека трещал подлесок, пока он шел той же дорогой, что и каждый день после школы: через переднюю арку, которая теперь превратилась в две разрушенные каменные колонны, на кухню, где старый холодильник лежал на боку, почернев от грязи и мха. Айзек остановился на пороге гостиной – спальни были давно уничтожены и превратились в пепел и дым, но в комнате, которую его братья присвоили себе, многое уцелело.

Здесь густо росли сорняки, обвиваясь вокруг ножек рваного бордового дивана, из которого вылезла прогнившая набивка, словно кишки. Айзек подошел ближе, теряясь в тысяче воспоминаний. Как его братья смеялись, дрались, гибли, гибли, гибли…

– Должно быть, это было довольно непросто.

Айзек обернулся. Габриэль ждал его на месте, где раньше была арка над входными дверьми.

– Уничтожить наш дом, – продолжил он. – Я удивлен, что это не убило тебя.

– Ты наверняка разочарован, – сухо парировал Айзек. – Тогда ты бы мог спокойно убить нашу мать.

Лицо Габриэля напряглось.

– Я не хочу спорить о маме. Мою точку зрения ты знаешь.

– А ты знаешь мою. Она единственная семья, которая у нас осталась.

– Ее больше нет, – мягко произнес Габриэль. – И ты это знаешь.

– Ты говоришь о ней как об одном из своих пациентов.

– Мои пациенты остаются собой, когда их не мучает Зверь. А наша мама…