Колода без туза - [26]

— А чего его охранять? — удивился Важин. — В кои веки товарный с дровами проползет.

— Эшелон из Читы на фронт проследует, — озабоченно объяснил Камчатов. — Войска, пушки. Под Владивосток. Для последнего удара.

— Понятно, — сразу посерьезнел Важин.

— Все равно нельзя полвзвода с тюрьмы снимать, — хмуро парировал Овчинников. — Мы здесь тоже не в куклы играем. Что случись — кто ответит?

— Придется снять, — Камчатов развел руками. — Случай-то, сам видишь, экстренный. Не приведи господь, Мещеряков про эшелон проведает. Представляешь?..

Овчинников недовольно кивнул подчиняясь. Он продемонстрировал Камчатову свою лояльность и теперь был спокоен.

— Да ты, Леха, не переживай, на одну ночь можно, — решил до конца прояснить ситуацию Камчатов. — Ну, бывайте.

Он нахлобучил картуз и вышел из канцелярии. Важин недобро наблюдал в окно, как начальник ЧК размашисто шагал по двору к вахте.

— Мне срочно нужен Мещеряков, — сказал Овчинников.

Важин удивленно повернул голову:

— Вас ведь предупредили: все, что необходимо, можете передать через меня. Если насчет эшелона — я сообщу сам.

— Я должен говорить с Мещеряковым, это очень серьезно, — настаивал Овчинников. — А у вас свои дела: искать в бане Овчинникова. Не так ли? — Он улыбнулся.

— Хорошо, этой ночью, — кивнул Важин и уважительно покачал головой. — И нервы же у вас, господин капитан.

Через полчаса Важин появился в центре города. Низко летели рваные тучи. По аллее пустынного сквера злой ветер гнал жухлый осенний лист. Важин присел на край мокрой скамьи, откинулся на ее спинку, закурил. Неприметно огляделся вокруг: никого… Он погасил спичку, бросил ее в стоящую рядом урну и быстрым движением засунул маленький бумажный шарик в тайник — щель под сиденьем скамьи. Выждал немного, швырнул в урну недокуренную папиросу. И, подняв от ветра воротник шинели, неспешно зашагал прочь.

В это самое время в нескольких кварталах от сквера, в здании Воскресенской ЧК, конвойный распахнул дверь в кабинет Камчатова, ввел Плюснина и вышел в коридор. Начальник ЧК кивнул арестованному и вежливо указал ему на стул у своего стола.

— Наконец-то, — Плюснин сел, с облегчением вздохнул.

— Ну вот, — приветливо произнес Камчатов. — Теперь мы знаем о вас почти все, гражданин… Плюснин.

Плюснин застыл. Мертвенно побледнел.

— Остался один вопрос, — будто невзначай сказал Камчатов. — К кому и зачем послал вас в тюрьму Мещеряков?

Плюснин молчал. Его лицо напоминало гипсовую маску.

— Мещеряков загнал вас в капкан, — сказал Камчатов. — Неужели вы будете хранить его тайну?

— Я не стану вам помогать, все равно меня расстреляют, — мертвым голосом произнес Плюснин. — Моих грехов на сто «вышек» хватит. — Он поднялся с места. — Так что не трудитесь вызывать.

— Как знаете, — равнодушно пожал плечами начальник ЧК. Плюснин церемонно поклонился и решительно двинулся к двери, в проеме которой его уже ждал конвойный.

Между тем события в центре города шли своим чередом. Опускался вечер. Начинал накрапывать дождь. Все так же пустынно и неуютно было в сквере. Остроносый мещеряковский связник опустился на край скользкой мокрой скамьи, где прежде сидел Важин. Закурил. На ощупь, не поворачивая головы, неприметно вытащил из щели бумажный шарик, оставленный недавно начальником тюрьмы. Сунул его в карман и неторопливо направился к выходу из сквера. Путь Остроносому предстоял долгий — в лес, к есаулу.

Пока связник месил сапогами грязь проселка, Овчинников, сняв буденовку и распахнув шинель, сидел на ветхом венском стуле и с интересом наблюдал, как за столом Нина, ловко насадив на круглого деревянного болвана колпак из розового фетра, тщательно закрепляет его портновскими булавками. За окном шляпной мастерской густели промозглые осенние сумерки, но здесь, внутри, кафельная печь источала блаженное тепло. Треснула в углу рассохшаяся половица.

— Приятно, должно быть, делать женщин красивыми, — мечтательно проговорил Овчинников.

Нина вогнала в дерево последнюю булавку, подняла на Овчинникова обиженный взгляд:

— Вы что, Алексей, издеваетесь? Бредить Комиссаржевской, а стать провинциальной модисткой?.. — Она тяжело вздохнула.

— Все может неожиданно измениться, — задумчиво проговорил Овчинников. — У вас в самом деле поразительный дар перевоплощения. Вот увидите, в конце концов судьба вознаградит вас за него.

— Вашими бы устами… — Нина взглянула на часы, спохватилась: — Мы опаздываем на репетицию!

Она энергично поднялась из-за стола. Овчинников быстро встал, подал ей пальто.

— Знаете, Нина, с каждым днем я все больше вхожу в роль. — Он смущенно улыбнулся. — Никогда не думал, что можно так глубоко вжиться в чужой образ. Жду не дождусь премьеры. Очень хочу испытать себя на публике. Прямо дух захватывает.

— Вот видите, — Нина взяла зонт, покровительственно усмехнулась. — А упирались. Кто знает, вдруг из вас еще получится великий артист?

— Я очень бы этого хотел, — серьезно сказал Овчинников.

Нина погасила в мастерской свет и вместе с Овчинниковым вышла в холодную сырую тьму улицы.

Во влажной мгле осенней ночи смутно мерцал сквозь дремучую чащобу тусклый светлячок оконца лесной заимки. Возница, сидевший в передней части телеги, хлестнул лошадь и обернулся к продрогшему Овчинникову: