Колобок - [8]

Именно прогулка делала его сильным и, безусловно, неуязвимым. Он давно не выбирался из логова с целью добычи пропитания или самоутверждения. Жизненный опыт внятно ему показывал, что действительный образ жизни основан на правильном чередовании движения и покоя. Это было альфой и омегой жизнедеятельности. Именно в гармонии этих двух состояний рождалась внутренняя гармония, колыбель силы и неуязвимости.

Волк ни с кем не делился этой единственной реальной за всю его долгую суровую жизнь добычей. И потому все жители леса, видя его, видели прежде всего загадку, ту несказанную загадку, которую трудно вымолвить даже самому себе.

Загадка смотрела на них холодными чистыми глазами, которая не пугала и не ужасала даже, а парализовала, как сама судьба... Сильное крупное тело волка, медленно шествующего по своему пути, отличалось особой красотой, той красотой, которая складывается из серебристых отсветов на лоснящейся от избытка сил шкуре, из уже упомянутой гармонии, из неторопливой независимости, которая не была дарована даже медведю, хотя у него было больше прав, но там, где пыталась распорядиться жизнь, там распорядился по-своему волк. Именно он распорядился, разменяв некогда давным-давно безудержную ярость на холодную рассудительность, всучив медведю пустую и безумную эмоциональность. Медведю в результате подтасовки в волчьей игре теперь позволено было петь и кувыркаться, и он делал это с радостью, которая расцветает в сердце, волк же оставался магом даже тогда, когда смотрел на баловство безумца. Волк смотрел и ничего не ждал и уж тем более ничего не хотел, он просто был готов. Волчья ежемгновенная готовность поглотила и эмоции, и желания, и цели. Только неугасимая готовность наполняла волка и она же светилась в его прозрачных глазах. Это и парализовало все живое вокруг. Смотрящие в упор глаза волка не выдавали даже его безусловного ума - судьбе не за что было ухватиться и даже она отступала перед волком, когда он выбирался из своего логова на прогулку, которая была для волка не только способом организации времени, не только развлечением, и развлечением как раз в самой малой степени, но это был истинный труд - труд познания. Того настоящего познания, когда работает не ум и не сердце, и не память, и не что-либо в отдельности, но все в целом. То, что он легкомысленно называл для себя променадом, было безусловно активнейшим жизнеучастием. И хотя в его медленной, расслабленной походке не было ни малейшего повода к контактам, к тому беззаботному чириканью, с каким вылетают птенцы чтобы своим гвалтом заглушить собственный страх, тем не менее все живое, что скакало, сегало, летало и ползало, - все они знали о безотлагательной реакции волка, ибо он видел их. Он видел всех и все, что происходило рядом с ним. Он видел и никогда не рассеивался раздумиями, злобой или умилением, было уже сказано, что в нем, в волке, напрягалась только холодная готовность.

И когда он увидел колобка, в нем ничего не изменилось. Он отметил, что пути их пересекаются, и остановился. Колобок напомнил волку маленькую шаровую молнию, но если шаровая молния была сродни волку своей неумолимой холодностью, то колобок являл собою прямую противоположность. Пожалуй, впервые за многие годы волк был удивлен. Ему подумалось о том, что существо, которое катит ему навстречу, могло бы быть небывалым гибридом шаровой молнии с цыпленком, если бы когда-нибудь, в какой-нибудь биологической лаборатории в термопаре, под большим давлением, с помощью катализаторов и еще неизвестно каких-нибудь условий удалось бы вместо петуха подсунуть курице шаровую молнию, то непосредственно вместо яйца с зародышем курица снесла бы колобка. Волк даже склонил голову на бок и присел при приближении колобка. И когда колобок поравнялся с ним, волк спросил:

- Это тебя видел мой дед или твоего деда?

- Меня, - ответил колобок голосом Красной шапочки и остановился.

- Тогда вот что ты мне скажи, что за песенку ты ему тогда спел?

- Да это вовсе не песенка была, - засмеялся колобок.

- Я так и подозревал, - удовлетворенно кивнул волк. - А что же это было?

- Я уже не помню, - озадачился колобок.

- Вспомни, - сказал волк тихо и очень серьезно.

- Это было так давно... - колобок принялся вспоминать, и волк видел, как честно старается вспомнить колобок, и хотел было даже помочь наводящими вопросами, но потом передумал.

- Ты волк, - радостно вспомнил колобок.

- Да волк, - подтвердил волк. Что-то в нем начинало симпатизировать колобку. И какое-то странное ощущение, намек на некогда очень-очень давнюю встречу копошилось в волке, пока он ждал ответа колобка. И вдруг ему вспомнилась Красная шапочка, которую он некогда принес в жертву во время очередного ритуала. И теперь у волка связался голос колобка с голосом той девочки. Совершенно непостижимо по какой причине это бывает - волку стало не по себе. Нет, ему не было жалко девочку, ему не было жалко себя, что можно было бы допустить в данной ситуации. Совершенно непостижимо и недоступно было ответить на этот вопрос даже самому волку. И больше того, ему не хотелось теперь об этом думать, ему вообще в этот момент не хотелось анализировать что-либо...