Коллонтай. Валькирия и блудница революции - [15]

Ведь по российским законам православный брак мог быть расторгнут в следующих случаях:

Доказанное прелюбодеяние одного из супругов или его неспособность к брачному сожитию.

Судебный приговор в отношении одного из супругов с лишением всех прав состояния.

Безвестное отсутствие одного из супругов.

Обоюдное согласие супругов принять монашество при отсутствии малолетних детей.

В судебном процессе требовались показания двух или трех свидетелей о факте прелюбодеяния, либо письма, доказывающие супружескую измену, либо документы, свидетельствующие о наличии внебрачных детей. У адвокатов, специализирующихся на подобного рода делах, существовали профессиональные свидетели, специализирующиеся на даче необходимых фальшивых показаний. Признание же в супружеской неверности устраняло многие проблемы.

Теперь по российским законам Владимир мог вступить в повторный брак и жениться на любимой женщине, учительнице Марии Ипатьевне Скосаревской, с которой давно жил и которая любила их с Шурой сына Мишу. А вот его бывшая супруга как официальная виновница развода в новый законный брак в Русской православной церкви вступить не могла. Но официальный брак ее никогда не волновал. "В парижском кафе при обсуждении положения в России, — написала позднее Александра в своем дневнике, — мы нашли гораздо больше общего языка, чем в годы нашего молодого, счастливого, по существу, брака".

Из Парижа она сообщила Мише: "Мимулек, папочка тебе расскажет, как хорошо и тепло мы встретились в Париже и как хорошо провели время. О тебе говорили много и дружно на тебя радовались… Знаешь, я ужасно рада, что встретила папочку. Мы так хорошо, так тепло подошли друг к другу. И столько вспомнили далекого, прошлого…"

Теперь Коллонтай официально развелась с мужем. Она писала Зое, что безмерно счастлива с новым другом: "Зоечка, родная, любимая моя, — писала Александра в Петербург своей лучшей подруге из Берлина, — я очень, я безмерно счастлива! Если бы ты только знала, какой замечательный человек стал моим другом! Только теперь я по-настоящему почувствовала себя женщиной. <.. > Но главное — это то, что он рабочий. Грамотный пролетарий. Теперь, живя с рабочим, а не с буржуазным интеллигентом, хотя и самых прогрессивных, истинно социал-демократических взглядов, я лучше узнаю и понимаю жизнь, нужды, проблемы рабочих. Он открыл мне на многое глаза, он сделал меня другой. <…>".

Чувствуется, что к Зое Шура была неравнодушна как к женщине.

А вот что Зоя написала в ответ: "Дорогая моя деточка, женщина милая, Шурик мой тоненький, ненаглядный. Восхитительная, единственная! Если бы ты знала, как моя душа полна нежностью к тебе!..

Не могу понять, откуда вдруг у тебя столько самоуничижения и непонимания, что же на самом деле ты собой представляешь. Придется мне это тебе объяснить. Ты, Шура, — Александра Коллонтай, а это уже не просто имя и фамилия, это целое понятие, это большое явление <…> ты сама по себе, со СВОИМ лицом.

И вот это-то и есть твоя сила, твое преимущество, в том твоя победа, что ты осталась и всегда остаешься собою. <…> Разве ты могла бы иметь всю силу обаяния и свою увлекательность для всех, если бы ты была тоже, до дна, как они? Не тебе открывают глаза, а ты открываешь глаза людям, позволяя им увидеть себя в полный рост. <…> Милая, сходи в театр, быть может, тебе нужно какое-нибудь впечатление или переживание красоты? <…> Целую горячо, горячо родную, любимую. Шлю тебе всю мою нежность".

Маслов продолжал писать Шуре письма, полные любви и готовности все простить, обо всем забыть и "вернуться к исходным позициям". Он надеялся на чудо, которого не произошло. Много лет спустя она написала в дневнике, что, читая эти письма, "страдала за него задним числом. Страдала и переживала <…> мой, уже внутренний, отрыв от него. Ведь я глубоко любила П.П. Но я настрадалась с ним. И я бежала не от него, а от страданий, которые он причинял <…>. И, когда чаша переполнилась, я схватилась за новые переживания и за веселого, смеющегося А.Г.". Петя приехал в Берлин, но эта встреча лишь оформила происшедший разрыв.

Тут лидер шведских левых социал-демократов Цет Хеглунд пригласил Александру принять участие в первомайских торжествах. Плохо было только то, что лекции шведской аудитории пришлось слушать в переводе. Шведского языка на таком уровне, чтобы произносить речь, Коллонтай тогда еще не знала. "Ничего не получается, — вспоминала она. — Не могу зажечь. Если бы говорила по-шведски, зажгла бы обязательно. А так не выходит…" И принялась за серьезные занятия шведским языком.

Через несколько лет и Шляпников стал ее раздражать и получил отставку. Мужчина, который при всей непритязательности все-таки требовал минимального ухода и внимания, был обузой. Он мешал ей работать, писать статьи и тезисы лекций. Имение давало все меньше денег. Правда, до этого по ее меркам было еще далеко.

После отъезда мужа Александра отправилась в Берлин. "С тобой хоть на край света", — воскликнул Шляпников, услышав о ее решении. "Но только на такой край, где у нас есть общее дело, где мы сможем бороться за интересы рабочих".

Секс Александре Михайловне уже приелся. Она признавалась: "…Меня прямо пугает мысль о физической близости. Старость, что ли? Но мне просто тяжела эта обязанность жены. Я так радуюсь своей постели, одиночеству, покою… Если бы он мог жить тут как товарищ!.. Но не супружество! Это тяжело". Чтобы избавиться от назойливого Шляпникова, Александра решила поехать с сыном Мишей в Америку.