Коллективное сознательное - [29]

— Слушай, Вадим, а может… Хотя нет, — махнула рукой Вероника.

— Что?

— Я бы могла свои старые чертежи тебе отдать и… Ну, в общем, ладно, ты неправильно поймешь. Я тоже хочу строить настоящую модель. Ту самую, из детства. Ты, ну, только не думай, что это что-то другое.

— Вероника, извини, это совсем не то, что ты думаешь. Просто… Ну, — Вадим не мог, может быть, впервые за всю жизнь сформулировать то, что он хотел сказать. — Я устал от того, что близкие мне люди… страдают.

— Но с чего ты взял, что ты мне близок? Что мы близки? И если я хочу с твоим сыном строить модель, то это вправду совсем другое.

— Не спрашивай. Есть вещи… Ладно, а как твои чертежи можно получить?

— Да проще простого. Я могу тебе через сеть кинуть. Сегодня же приду домой и сразу кину.

— Я сейчас тебе адрес… — Малахов стал рыться в поисках клочка бумаги, на котором он смог бы написать свой электронный адрес.

— Не смеши. — Вероника сделала движение рукой, словно ловила что-то из эфира. — Я — и не знаю твоих адресов? Только мы опять возле моего дома.

Вадим осмотрелся и понял, что они опять прошли мимо перехода.

— Ладно, иди домой и шли все по модели. А то мы так будем до завтра ходить туда-сюда. — Малахов сказал это, но голос предательски дрогнул.

— Нет, я теперь прослежу, чтобы ты перешел дорогу, когда надо. Я же должна тебе рассказать, там одними чертежами не обойдешься, нужно знать порядок сборки.

Они опять, в который раз, двинулись по направлению к переходу.

— Там нужно строго соблюдать последовательность. Надо начать с того, чтобы нарезать нервюры из тонкой трехслойки. Ну, это фанера такая. Лучше всего сделай сыну какой-нибудь короткий нож. Скальпель, например. Только ручку замотай чем-нибудь, а то от мозолей жизни не будет. А когда нервюры нарежет, надо…

— А может, я тебе просто дам скайп сына, и ты его будешь консультировать? — прервал Веронику Малахов.

— Ну, тоже можно, а вот потом… — Вероника настолько увлеклась воспоминаниями о том, как она сама делала авиамодель, что казалось, она превратилась в маленькую девочку.

— Извини, вот переход. — Вадим пересилил себя и остановился на светофоре. — Я должен идти.

— Да, конечно, извини, я столько болтала. — Девушка покраснела, это было заметно и в тусклом дневном свете осенней Москвы.

— Мы будем друзьями, да? — Вадим произнес избитую фразу и сразу пожалел об этом.

— Я думаю, что обычно женщина при таких словах должна зарыдать, но… да, будем. Будем друзьями. Человек человеку друг, товарищ, брат, сестра и волк. Ненужное зачеркнуть, — со смехом ответила Вероника. — И еще, не бойся за меня. Пока.

Вероника резко повернулась и зашагала по направлению к своему дому.

* * *

— Папа пришел! — заорал Андрей, когда услышал сигнал домофона.

Малахов специально никогда не брал ключей у матери и всегда звонил, когда приходил к ней. Он был уверен, что человек должен хранить ключи только от своего дома.

— Ну, наконец. — Низкий, грудной голос матери был насквозь пронизан иронией. — Я уже думала, что ты никогда не решишься перейти улицу.

— Я… это сотрудница, мы случайно встретились, — смутился Вадим. — И нехорошо подглядывать.

— Я не подглядывала. Но когда по пустынной осенней улице туда-сюда ходит парочка с покупками, сразу мысли появляются. — Мать сказала это, не глядя на сына, но явно с нескрываемым интересом.

— Ой, она кофе так и не купила, — вдруг вспомнил Малахов. — Нет, это просто сотрудница.

— Я что, спорю, тебе лучше знать, что и где покупают твои сотрудницы. Которые просто сотрудницы, — ответила мать. — Иди руки мыть, обедать пора.

— Какой обед утром? — удивился Малахов.

— Ты два часа по улице шатался. В то время как Андрюша тут сидел и гадал, что же ты ему купил, завтрак давно кончился. — Мать, как всегда, была иронична и непоколебима.

После обеда Вадим уединился вместе с сыном в бывшей своей комнате. Там они торжественно открыли коробку и стали изучать содержимое. Малахов углубился в инструкцию, слушая между тем, что говорит Андрюшка. В школе все нормально, ребята нормальные, только программа немножко другая, но бабушка помогает.

— Не деретесь? Я имею в виду — ты в школе как с пацанами?

— Ну, вначале как всегда. А потом… Ну, в общем, я и не дрался особо, но потом он упал, и у него пена пошла.

— Кто, куда? — Вадим оторвался от инструкции. — Ты о чем?

— Так получилось. Там в старшем классе был один такой, он самый крутой в школе был… — Мальчик говорил немногословно, сдерживаясь, но было понятно, что ему хочется поделиться с отцом, но стесняется.

— В старшем — это в каком? — Малахов отложил в сторону модель и сел напротив сына для серьезного разговора.

— В… — Андрей замялся, — в десятом.

— Ты подрался с десятиклассником? Ты шутишь?

— Да нет. — Сын замялся опять, и у него на глаза навернулись слезы. — Это придурок, его все Боцманом зовут, он крутой, рисовать умеет и пьет вино на перемене, его все боялись. И ему кто-то сказал, что я был в Зоне. Я не знаю, кто. Я никому, я же тебе обещал! Ну вот он после уроков и… Ну, они меня на задний двор привели и говорят, ты такой крутой, докажи. И Боцман тоже, вышел вперед, сам с сигаретой, и говорит, ну, ударь меня, ударь, раз ты такой крутяк и в Зоне был. Ударь меня! А я не хотел драться. А он говорит, да ты меня и тронуть побоишься, шкет. Он меня шкетом обозвал. И еще нехорошим словом.