Коллекция кораблекрушений - [2]

Ощущения тонущего описывались столь часто, что вдаваться в подробности я не стану, упомяну лишь, что память, не скупясь, разом вывалила передо мной свои сокровища, и перед мысленным взором столпились — правда, без ругани и драки — все сцены моей бурной жизни. Мой земной путь распростерся передо мной, удивительно похожий на карту Центральной Африки. Вот колыбель, в которой я леживал младенцем, одурманенный патентованным успокоительным сиропом коляска, сидя в коей и подталкиваемый сзади, я спровоцировал падение моего учителя — изгибы коляски и доселе запечатлены в искривлении моего позвоночника нянька, чьи губы покрывали поцелуями попеременно меня и садовника старый дом моего детства, заложенный еще Вильгельмом Завоевателем и многократно перезаложенный предками старший мой брат, законный наследник всех фамильных долгов сестрица, сбежавшая с графом фон Кренделлем, кучером одного из наилучших семейств Нью-Йорка матушка, застывшая в позе святой мученицы, что есть сил прижимая молитвенник к первосортному накладному бюсту от мадам Фахертини мой почтенный отец в его любимом углу у камина, сидящий с опущенной долу седой головой, терпеливо сложив на коленях иссохшие руки, и с христианским смирением, напившись до положения риз, ожидающий кончины, — все это и многое другое пронеслось передо мной зрелище презанимательное, да к тому же дармовое! Засим в ушах у меня зазвенело, перед глазами все поплыло — мне же поплыть было не дано, и я все глубже и глубже погружался в пучину. Где-то высоко над головой маячил, рассеиваемый водной толщей янтарный свет, но и он потускнел, пока не погас вовсе. Тьма уже окутала меня, но ступни вдруг наткнулись на что-то твердое. Это было дно. Хвала небесам, спасен!

2. Капитан «Верблюда»

Судно называлось «Верблюд» и было замечательно во многих отношениях. Его водоизмещение составляло шестьсот тонн, но после того как вы брали на борт достаточно балласта, чтобы «Верблюд» не изображал на волнах подстреленную утку, а заодно запасались пищей и водой в расчете на трехмесячное плавание, вам уже приходилось крайне щепетильно выбирать груз и пассажиров. К примеру, когда «Верблюд» уже готовился выйти в море, к нему подошла шлюпка с двумя пассажирами — супружеской парой. Днем раньше они договорились, что им приготовят каюту, а сами переночевали на берегу, чтобы еще разок хорошо покушать перед тем, как перейти на «дешевку с душком» (так муж назвал стряпню кока). Дама поднялась на борт, а супруг уже собирался последовать за ней, но тут его увидел капитан, как раз выглянувший за борт.

— Тэк-с, — сказал капитан, — а вам-то здесь чего угодно?

— Чего мне угодно? — переспросил пассажир, схватившись за трап. — Отплыть на этом самом корабле — вот чего мне угодно.

— Ой ли? С вашим-то толстым брюхом? — взревел капитан. — Да в вас восемнадцать стоунов[1] и ни унцией меньше, а я еще не поднял якорь. Полагаю, вы меня не принудите променять якорь на вас?

Пассажир возразил, что якорь его не заботит сам же он таков, каким его создал Господь (судя по всему, не без участия повара) и твердо намерен отплыть на этом корабле, даже если придется вместе с ним пойти на дно. Перепалка длилась долго, но, наконец, один матрос бросил пассажиру спасательный пояс, и капитан заявил: «В нем вы будете легче. Надевайте и поднимайтесь».

То был капитан Эберсаут, прежде командовавший «Ехидной», — лучший из моряков, которые когда-либо сидели на гакаборту, углубившись в роман-трилогию. К литературе он питал страсть совершенно беспрецедентную — выходя в плавание, непременно запасался столькими связками романов, что для груза места не оставалось. В трюме лежали романы, в твиндеке — романы, в кают-компании — романы, и на койках в пассажирских каютах — опять же романы.

«Верблюд», спроектированный и построенный его владельцем, архитектором из Сити, имел с морским судном не больше сходства, чем Ноев ковчег. У него были карнизы, эркеры и веранда, а на уровне ватерлинии — двери с дверными молотками и звонками для слуг. Корабелы даже тщетно попытались соорудить приямок[2]. На верхней палубе возвышался пассажирский салон с черепичной крышей — этому-то сооружению, неотличимому от горба, судно и было обязано своим именем. Прежде чем переключиться на кораблестроение, архитектор воздвиг несколько церквей — одна из них, храм Святой Стагнации в Чертдери, и поныне используется как пивоварня. В религиозном экстазе он снабдил «Верблюда» трансептом[3], но был вынужден разобрать его, когда оказалось, что судно больше не способно рассекать волны. Это ослабило прочность корпуса в миделе[4]. Грот-мачта, не лишенная сходства со шпилем, была увенчана флюгером в виде петуха. С этого шпиля открывался один из прекраснейших в Англии видов.

Таков был «Верблюд», когда я поступил на него в 1864 году, дабы участвовать в исследовательской экспедиции с целью открытия Южного полюса. Экспедиция эта осуществлялась под попечительством Королевского Общества Восстановления Справедливости. Общее собрание членов сей полезнейшей ассоциации постановило, что предрасположенность ученых к изучению Северного полюса — возмутительная несправедливость, ибо оба полюса равно заслуживают внимания что Природа явила свое неодобрение, покарав сэра Джона Фрэнклина