Коллекционер ночных бабочек - [40]

– Чего надо? – Она с недоумением разглядывала мужчину, который не был похож ни на одного из привычных незваных гостей: участкового, почтальона или продавца дешевого китайского хлама.

– Я хотел узнать о предыдущей хозяйке квартиры.

– Я хозяйка квартиры. – Женщина тряхнула головой, отбрасывая с лица седые локоны.

– Этот факт я не оспариваю. Но я же говорю – предыдущей! О Любови Савицкой. Насколько мне известно, она была вашей родственницей…

– Вот именно! Родственницей! Все по закону, квартира наша!

Сальери совершенно не понимал, зачем нужно вопить об этом на весь подъезд. Можно подумать, он прибыл сюда на танке с претензией на драгоценные квадратные метры!

– Пожалуйста, не волнуйтесь так. С квартирой это вообще не связано!

– Все, что связано с Любкой, связано и с квартирой! Так что не надо мне зубы заговаривать! Больше в ней ничего примечательного не было!

– Но…

– Когда она умерла, мы вообще в Кирове были! Ничего не знаю!

– Да я же…

– Есть обвинения – приходите с приставами! А пока – до свидания!

Не дожидаясь ответа, она захлопнула дверь прямо перед его носом. Сальери, конечно, мог бы звонить и дальше, стараясь взять склочную тетку измором. Вот только смысла он в этом не видел. Эта затянутая в плюш валькирия заведомо настроена против разговора…

– Вот ведь колхозница, да? Уже сколько лет мы мучаемся…

Недавняя собеседница Сальери так орала, что услышать что-либо еще было нереально. Поэтому он и пропустил момент, когда открылась соседняя дверь на этой же лестничной клетке. Обернувшись, мужчина увидел старушку в сером шерстяном платье, да еще и с наброшенным на плечи пуховым платком. Она была одета не по погоде, не вписывалась в окружение и казалась иллюстрацией к какой-нибудь детской сказке – такая типичная бабушка-одуванчик.

– Мадам не очень общительна, – признал Сальери.

– Это еще лучшее из ее проявлений! Вам повезло, что вы ее трезвой застали. Была бы пьяной, могла бы и драку устроить. Вот за что нам это? Когда Любочка была жива, все было замечательно! Здоровались каждый день, помогали друг другу! А эти… во что они квартиру превратили?! Свалка, а не жилье!

Слушая ее, Сальери начинал понимать, что у его визита еще есть шанс на успех. Соседка определенно застала Любовь Савицкую, может, и дочь ее помнит. Главное, чтобы бабулю память не подвела!

Есть смысл хотя бы попытаться…

– Может, вы сможете мне помочь? Я ищу дочь Любови, Ольгу, и хотел поговорить с ее родственниками…

– С этими-то? – Старушка одарила потрепанную дверь гневным взглядом. – Даже не пытайтесь! Они никому не помогают, ни за деньги, ни за так! Только просить и брать умеют! Не удивлюсь, если они были причастны к убийству Любочки, хоть и кричат на каждом углу, что они в это время были в Кирове! А зачем кричат? Уже больше десяти лет угомониться не могут! Значит, совесть нечиста!

Из квартиры Савицкой послышалось гневное бурчание, но дверь так и не открылась.

– А что, Любовь Савицкую убили? – удивился Сальери.

Никто из них, собирая информацию об Ольге, не удосужился узнать, что случилось с ее матерью. Это казалось логичным: Любовь была, мягко говоря, немолода, а тут еще такой стресс…

– Убили, горемычную, – покачала головой соседка. – Ей вообще всю жизнь не везло! Ни в чем… Судьба такая! Первый муж пил, потому рано умер. За второго она уже вышла после сорока, а тут вдруг – дочку родила! Она обрадовалась, а муж ее – нет. У него уже были трое детей, он не хотел снова жить в квартире, где ребеночек маленький. Он потому и женился на Любочке, что считал, что она слишком старая, чтобы родить… А за природу решать не надо! Люба, конечно, огорчилась, что он таким подлецом оказался, но у нее другая радость была – Оля.

– Значит, она растила дочь одна?

– А как же иначе? Замуж бы ее никто в таком возрасте с дитем не взял, да она и не хотела. Родственников в Москве у нее не имелось: родители умерли, дальняя родня по провинции раскидана. Они с Олей вдвоем остались. Люба всегда такая милая была, приятная женщина… Да и Оленька росла замечательным ребенком! Не знаю, почему вдруг изменилась… Да как взрослеть начала, так и изменилась! Рано школу бросила, днями и ночами непонятно где шаталась! Сколько Любочка из-за нее слез пролила – даже я не видела, хотя мы с ней хорошо общались. Чем старше Оля становилась, тем реже дома появлялась. Неуютно ей тут стало! У нас, видите ли, крысиная дыра, а она к царским палатам привыкла!

– Она хоть с матерью общалась? – уточнил Сальери.

– Общалась, но мало. Раз в неделю позвонит да по праздникам поздравит – все. Любочка почти ничего про ее жизнь не знала. Олька, видно, не хотела, чтобы ее новые друзья выяснили, откуда она родом, что семья у нее – одна мать, да и та бедная… А потом у нее ребенок родился. У Ольки, в смысле. Она об этом Любочке по телефону сказала. Та, конечно, захотела увидеть малышку. А вот вам! – Старушка скрутила совершенно несоответствующую ее благолепному образу фигу. – Оля ее знать не желала, близко к ребенку не подпускала! Любочка помучилась и снова стерпела. А что делать? Родная кровь, на нее зло таить не будешь! Она только радовалась, что у Ольки ее непутевой личная жизнь наладилась. Так продолжалось долго, несколько лет. И вдруг… не знаю, что произошло. Но у Любочки будто свет в сердце потушили. Разом стала какая-то старая, измученная, я ее еле узнавала! Первым делом я спросила про внучку и дочку: все ли живы? Ведь это мать раньше всего убивает! Люба сказала, что все живы, и разговор прервала. Значит, все-таки было это связано с Олькой! С тех пор мы практически перестали общаться. Раньше то она ко мне в гости зайдет поплакаться, то я к ней заскочу. Но в последний год – совсем мало общения, каждое слово через силу. Не только мне, вообще всем, кто пытался заговорить с ней. Она целыми днями где-то пропадала…