Колькина тайна - [4]
Это рассердило Свистунова.
— Да что вы знаете! Она смелая, провода под дождем держала. Так в войну связисты делали.
— Вот как! — удивился мужчина. — Может быть, я того… так ты прости. Я не хотел ее обидеть!
От злости, что он не может по-настоящему, заступиться за Варвару Ивановну и все рассказать о ней, Кольке захотелось написать стихи. Вдруг пришли первые слова:
За этими строчками он уже слышал другие. Это стихотворение он обязательно ей прочтет.
Валенки
Ученик шестого класса Федя Сизиков никогда особенно не верил приметам. Но вдруг для него понедельник стал тяжелым днем. На уроке физики ему поставили вторую двойку.
— Сизиков, ты снижаешь успеваемость нашего класса, — сказала зло Алла Коржикова, первая ученица. Она строго поджала губы, точно так, как это делала их классный руководитель Серафима Ивановна.
После уроков шестой «А» был оставлен в школе. Серафима Ивановна вошла взволнованная. Она с размаху бросила толстый портфель на учительский стол. От удара открылся замок, и на пол полетели тетради.
Алла проворно вскочила и принялась собирать тетради. Украдкой перелистала несколько штук.
— Что поставили? — шепотом спросил Вовка Кругликов.
Алла показала растопыренные четыре пальца.
Федя не интересовался своей отметкой. Он посмотрел на Серафиму Ивановну и все понял: пряди ее светлых волос были вымазаны красными чернилами. У учительницы была привычка почесывать виски пером перед тем, как поставить плохую отметку. Чем краснее были ее волосы, тем больше надо было ждать двоек.
«Третью двойку поставили, — подумал Федя. — Правда, понедельник — тяжелый день!»
— Сизиков! — в полном изнеможении тихо произнесла учительница. — Встань! Нет, нет, ты выйди вперед и покажись всему классу, своим товарищам.
Алла собрала тетрадки и стопкой положила их на краю стола. Она повернулась и показала Феде два пальца.
— Два!
— Ладно! — безразлично отмахнулся он, заранее угадавши отметку.
— Расскажи, Сизиков, что ты думаешь делать? Сейчас наш класс самый отстающий в школе.
Федя упорно молчал. Потупив взор, он рассматривал носок ботинка с оторвавшейся подметкой. «У мамки денег нет, скоро новые ботинки не купит, — с тоской подумал он. — Надо будет сегодня прибить».
В последний день войны где-то под городом Простеевом, который он никак не может найти на карте, в Чехословакии, погиб его отец. Трудно им вдвоем с матерью. «Хоть скорее бы кончить семь классов, — часто мечтал он, — начал бы сам маме помогать!»
Все лето Федя работал в огородной бригаде совхоза. На полученные деньги мать купила ему новые серые валенки и теплую шапку-ушанку.
— Что ты думаешь, Сизиков? — прервала его размышления учительница.
Федя не отвечал.
Коржикова подняла руку.
— Что, Аллочка?
— Серафима Ивановна, мы живем в одном доме с Сизиковым. Можно, я буду помогать ему?
— А тебе не будет трудно? У тебя столько нагрузок, — спросила любовно учительница, гордясь благородным поступком девочки. — Слышишь, Сизиков? Алла решила с тобой заниматься!
…Федя первым выбежал из школы на улицу. Ему хотелось побыть одному. «Почему всегда так получается? — с горькой обидой подумал он. — Ну, пусть меня ругают, но только мамке ничего не говорят. Очень она из-за меня расстраивается. Обидно ей, что я плохо учусь. Целую ночь потом не спит. Грозится ремнем отхлестать, а сама не может».
На улице сыпала мокрая пороша. Снег покрывал землю, тонкие стволы тополей и березок. Их только осенью посадили. Федя без труда узнал свои деревца. Пожалуй, никто из ребят во всем поселке не мог похвалиться, что посадил деревьев больше, чем он.
Ему нравилось идти по волглому снегу. Каждый ботинок оставлял свой след: один, с болтавшейся подошвой, — круглый, бесформенный, другой — четкий отпечаток сорокового размера.
Незаметно он дошел до Ишима. Реки под снегом не было видно, но рыжие стебли камыша, опушенные метелками, точно указывали ее берега.
Присмотревшись, мальчик заметил множество следов на снегу. Большие кресты — лапы ворон, поменьше — воробьев; ровную строчку оставила лиса, запутал след заяц.
«Будут у мамки деньги, попрошу, чтобы купила она мне ружье, — размечтался Федя. — У Романа Петровича есть ружье, но разве он даст? — вспомнил он об отце Аллы Коржиковой. — Зря висит. Мотоцикл купил с коляской, а не ездит. Велосипед притащил с мотором — тоже стоит. И все покупает и покупает!»
Мальчик пересек лисий след. «Без ружья, а охотится. Попробую и я так же!»
Лисица пробежала по бугру, потом спустилась к большой проталине. След оборвался. Лисица, видно, входила в холодную воду.
«За уткой охотилась! — подумал Федя. — Не удалось обмануть, рыжей. Пошла легко, без ноши!»
Проталина на снегу рассказывала, что лисица, останавливаясь, приседала. «Между пальцами льдышку выгрызала», — мальчик отчетливо представил себе все действия зверя.
Можно было и дальше идти по следу, но стала замерзать правая нога. Через оторванную подметку набивался снег.
…Дома он снял мокрые ботинки и поставил сушить к печке. Под кроватью лежали новые валенки, но ему было жалко их надевать. Босиком он прошлепал в маленький тамбур и взял кастрюлю с супом. Она стояла на полу.
