Колька и Наташа - [90]
— На кой они мне!
С треском отодвинув от себя кости, прессовщик вышел из красного уголка.
— Смотри, — предупредил Колю Каланча. — Он тебя так подогреет…
Колька пожал плечами и направился к прессу.
Глава 29. Поединок
Каланча не ошибся. Красников решил проучить своего помощника. Колька понял это с первых ударов пресса. Поняли и другие.
Издали ему ободряюще кивнул Зайченко. Каланча и Наташа помахали ему руками: «Держись, Колька!».
— А ну, не спи, давай! — покрикивал «король прессовщиков».
Колька сосредоточенно считал:
— Раз, два, три, — и бросал заклепку в лоток. — Раз, два, три, — следовала за ней другая…
Он не торопился переходить в наступление на Красникова, ждал, пока тот немного выдохнется.
Прессовщик несколько раз куда-то на короткое время удалялся: Колька, конечно, не мог знать, что тот за шкафом прикладывался к бутылке с водкой.
Подросток все время думал о своем. Он боялся, что если начнет преждевременную атаку, то сам проиграет битву. И он действовал осторожно.
— Раз, два, три, — упрямо продолжал он вести счет и методично бросал раскаленные стержни — раз, два, три.
— Да ты что! — подскочил к нему расстроенный Вася. — Нажми, дьявол!
— Отойди, не мешай, — не поворачивая головы, жестко ответил Колька. Ко лбу его прилипла белая прядь волос, пальцы крепко сжимали клещи.
— Эй, ты, не болтай, — одернул его Красников, — живей давай!
— Уходи, мешаешь, — отогнал Каланчу Колька и продолжал бросать стержни на три счета.
Так прошел час, другой. Но вот, мельком взглянув на прессовщика, Колька увидел: с ним что-то происходило. Он тяжело дышал, побагровел и не так повелительно покрикивал свое: «А ну, давай».
«Теперь, — решил Колька — можно попробовать». Он, сократив счет на один, ускорил подачу стержней.
Пресс застучал быстрее.
«Так, — отметил Колька. — «Король» устал, но еще держится…».
— А-а, — пробормотал Красников, — быстрее заработал? Ничего, ты у меня щенок, язык высунешь.
Но руки у него уже дрожали. Точность удара была потеряна. Давали себя чувствовать «глотки за шкафом».
Колька, как вьюн, вертелся со своими клещами. Через час Красников выглядел, как загнанная лошадь.
— Надо прекратить, — сказал подошедший к Зайченко, издали наблюдавший это состязание Глеб Дмитриевич, — загонит он мальчишку.
— Нет. Будет наоборот.
— Паренек надорвется!
— Вы ему помешаете в самом главном — он хочет сбить спесь с этого… Красников налакался и долго не продержится.
Положение явно склонялось в пользу Кольки.
— Раз, два! Раз, два! — в каком-то упоении, теперь уже вслух считал он, бросая огненные стержни.
Он засыпал лоток заготовками, и нервы у Красникова не выдержали.
— Хватит! — вдруг хрипло крикнул он.
— Еще гудка не было.
Но тут вмешались матрос и Михаил Федорович. Они оторвали Кольку от горна. Глеб Дмитриевич обнял его:
— Ты сегодня молодцом, юнга.
Матрос пожал руку Красникову и поблагодарил за работу. Тот немного пришел в себя, приободрился.
— Чего уж там, поднажал. Дело привычное.
— Вдвоем поднажали, — насмешливо поправил Каланча. — С Колькой.
Красников вскоре исчез.
— Он еще себя покажет, — задумчиво сказал Зайченко, прижимая к себе едва державшегося на ногах от усталости Кольку.
Михаил Федорович как в воду глядел.
Глава 30. Рогожное знамя
Колька сидел на ящике у своего пресса убитый горем. Шел пятый день, как Красников не выходил на работу. Вначале подросток думал, что прессовщик заболел, но Груша ему сказал:
— Твой-то загулял.
— Как? — не понял Колька. — Что вы сказали?
— Запил твой «король». Ерундовый человечишко.
О том, что с прессовщиком происходит неладное, Колька заметил еще несколько дней назад. На работу «король» приходил с опухшим лицом, от него несло винным перегаром. Он перестал следить за прессом. Нередко они выпускали бракованные заклепки. Раза два с ним беседовал Глеб Дмитриевич. Красников держал себя вызывающе.
— Ученого учить — только портить!
А у Кольки душа болела. Кругом люди, как люди, работают, а их пресс стоит. Подростку казалось, что и он виноват в случившемся.
Вася и Наташа успокаивали его.
— Причем здесь ты, — говорила ему Наташа. — Ну, причем?
— Такую контру надо вон вышибить с завода, — говорил Вася.
Вечером к Кольке подошел Глеб Дмитриевич.
— Не пришел?
— Нет!
Глеб Дмитриевич в раздумье сощурился и, видно, приняв какое-то решение, ушел.
Удар последовал на следующее утро. Еще до прихода рабочих в цех, к прессу Красникова кто-то прикрепил рогожное знамя. Входившие в помещение рабочие молчаливо разглядывали его. Одни неодобрительно качали головой, но большинство приняло это, как должное.
— По заслугам!
— Допрыгался!
При виде «знамени» у Кольки потемнело в глазах, подкосились ноги. В голове все перепуталось. Привел его в себя Каланча. Вася с нескрываемым восторгом выкрикнул:
— Так ему, сычу!
Кольку словно ударило:
— Что ты болтаешь!
Наташа схватила Каланчу за локоть.
— Ведь Коля с ним работает…
Каланча вырвал руку.
— Причем тут он?
— Причем, причем!.. — с горечью заговорил Колька. — А притом, что я с ним работаю… Эх… — он с отчаянием оглянулся. — Кто бы это мог сделать? Неужели Глеб Дмитриевич? Зачем же так — разве справедливо?
В цехе приступили к работе, все разошлись, и вскоре он один остался у пресса. «А если сорвать?» Стиснув зубы, Колька подбежал к рогоже. Высоко. Не дотянуться. Схватил пустые ящики, лихорадочно нагромоздил один на другой. Наконец, с трудом дотянулся до древка.
