Колька и Наташа - [34]

— Определенно могут, хоть в моряки, хоть в пехоту, — убежденно сказал Колька. — Ну, дай лапу! Вась, дай пять!

— Чудной же ты, Колька. Пристал тоже — не отвяжешься… Ладно, была не была, будь по-твоему. Только, гляди, никому ни гу-гу, без подвоха, а то все перекувыркнешь. Всыпет мне Ведьма.

— Не бойся, Вася, могила, — весело крикнул Колька и горячо пожал ему руку.

Каланча вырвал ее, поправил чуб и сурово проговорил:

— Да чего ты все: «не бойся, не бойся»… Заладил, как граммофон. Кого Каланча боится?

Колька поспешил заверить, что не хотел его обидеть:

— Да я ж пошутил, Вась. Я так…

Каланча еще долго ворчал, но постепенно успокоился.

— Ладно. Сегодня сходим. Посмотришь.

Колька был рад. Не зная, как отблагодарить Каланчу, он порывисто сунул руку в кулек с конфетами и протянул ему горсть леденцов.

— Уй-юй-юй, чего это? — удивленно спросил Вася, расплываясь в счастливой улыбке.

— А ты что, не видишь? Ландрин! — гордо ответил Колька.

Пораженный щедростью Кольки, Каланча крепко сжал конфеты и закричал:

— Шкодники! Ландрин! Ко мне!

…Колька с Генкой сбегали в аптеку и в лавочку за медом. Затем они добрались до Генкиного дома. Берта Борисовна, мать Генки, попросила мальчиков поставить самовар; нужна была горячая вода для грелки.

Дрова отсырели, береста вся вышла. Колька колол щепки, второпях чуть не отрубил себе пальцы, с остервенением дул в трубу, из которой вылил густой, едкий дым. У него слезились глаза. Но он не обращал на это внимания. Больной музыкант часто просил пить, требовал холодные компрессы на пышущую жаром голову.

Берта Борисовна опаздывала на работу, она попросила Кольку побыть у них:

— Мало ли, не дай бог, что может случиться. Вдвоем с Геночкой скорее сообразите, что делать.

Колька не мог отказать.

— Хорошо, — сказал он, — идите. Я останусь.

Целый день Колька находился в семье музыканта.

О красном кирпичном доме он вспомнил только к вечеру. Пора было идти туда. Генка вызвался его сопровождать.

— Гляди, — предупредил его Колька, когда они выходили из ворот, — там безухий пес, как волк!

— Подумаешь! Наплевать! — беззаботно ответил Генка. В душе он пожалел, что напросился в провожатые. Но спохватился поздно, отступать нельзя было. — Наплевать, — повторил он, — я не боюсь ни собак, ни волков.

Глава 31. На чердаке

В полутемном коридоре, где в нос бил какой-то застоялый запах, Наташу встретила старуха в фартуке, с большой поварешкой в руках. Поварешку она держала так, будто собиралась ударить девочку.

Наташа растерялась:

— Я… Мне… Я ищу Колю, он хотел занести…

— Ты о мальчишке? Не знаю, не видела его, может быть, он и приходил, когда я не была дома…

— Тогда я пойду!

Старуха опустила руку, разгладила фартук.

— Куда же ты бежишь? Хозяева скоро должны прийти. Они наказывали: если кто придет, чтобы ждали. Поднимаемся-ка наверх, там посветлее. Только смотри, ничего у меня не трогай. А то руки-то у вас чешутся…

Старуха, охая и кряхтя, кляня свои старые больные кости, стала подниматься по лестнице.

— И зачем им эти сорванцы, — бормотала она, — того и гляди что-нибудь стащат.

Как ни была расстроена Наташа отсутствием Коли, болтовня старухи возмутила ее. Сперва она сдерживалась (а при ее горячности это стоило немалых усилий), но услышав о подозрении в воровстве, она не выдержала:

— У вас еще ничего не стащили, и говорить так нечего.

Старуха остановилась, повернулась к ней:

— Подумаешь какая, слова не скажи. Не по чину гордая! Идем же!

В комнату на втором этаже, куда приходил менять книги Колька, старуха не впустила Наташу, а вынесла стул, поставила у порога и, заперев дверь на ключ, сказала:

— Посиди здесь, некогда мне с тобой возится. У меня там обед варится, — ткнула она черпаком вниз и, кряхтя, пошла к лестнице. — И не балуй, а то не посмотрю… Гордая какая!

Оставшись одна, Наташа нетерпеливо грызла ногти и думала о Кольке. «Куда он мог запропаститься? Заходил он сюда или нет? Хоть бы скорее явились доктора. Может, и Колька с ними придет».

Однако ждать у моря погоды было совсем не в характере Наташи.

Она с любопытством осмотрелась. Направо по коридору, шагах в десяти, — дверь, верно, кладовка. Дальше — винтовая лестница к чердаку. Такую лестницу она увидела впервые: «Закручена-то, как штопор».

Сверху послышалось тонкое, жалобное мяуканье. Что такое? Не ослышалась ли она? Нет. Кошка. Ну да, самая обыкновенная киска.

Наташа с облегчением вздохнула и сразу почувствовала себя не такой одинокой в этом чужом и неприветливом доме. «Ох, и проказница: залезла на чердак, а обратно не выбраться. Сейчас выручу».

С присущей ей решительностью, радуясь, что нашлось хоть какое-нибудь дело, которое поможет скоротать томительные минуты ожидания, Наташа поднялась по лестнице, сняла крючок с двери и любезно заявила:

— Беги, Мурка, вниз, ну, беги!

Но серая пушистая кошка совсем не собиралась последовать доброму совету. Она беспокойно заметалась у ног девочки и, жалобно глядя на нее, наконец, прыгнула назад, оглядываясь и мяукая, как бы приглашала за собой. Стоило Наташе сделать один шаг вперед — кошка кинулась в темный угол, где кучей был свален всякий хлам.

Из-под горы рухляди послышался жалобный писк котенка.