Колесо - [5]

— Ну, вот видите, оперируют… Значит, всё идёт хорошо. Не смогли бы ничего, уже вернулись бы. Сегодня в операционной все хирурги.

И опять надежда закралась в душу: «А вдруг окажется, что ещё можно спасти?» Вспомнился давний разговор с сестрой. Скоропостижно умер их общий друг, обе сетовали…

— Ужас, ужас! — повторяла она. — Как неожиданно приходит горе.

А сестра сказала:

— Радость тоже приходит неожиданно.

Время двигалось с обычной своей скоростью, то есть протяжённость минуты совпадала сейчас с обычным её ощущением.

Операция шла уже более трёх часов. Для неё это означало, что там, в операционной, идёт сражение за сестру.

— Ну, что же, пора уходить, мой рабочий день окончился, — сказала секретарь, взглянув на часы. — Жаль вас оставлять одну. Что-то они уж очень долго.

И вдруг она почувствовала, как леденеет от страха.

— Скажите, может быть… — начала она. — Потому они и не возвращаются?

— Да успокойтесь же! Такого не бывает! — воскликнула секретарь. — Чтобы во время операции?.. Это ЧП и только по вине хирурга. У нас этого не может быть! Не волнуйтесь. Я узнаю.

Стрелки часов опять остановились.

— Операция продолжается, — сказала секретарь, войдя, — говорят, ещё, надолго. Наберитесь терпения. До завтра.

Теперь она сидела в вестибюле. Мимо прогуливались больные, проходил персонал. Нянечки на тележках повезли в палаты ужин. «Когда это было?..»

…Парк культуры ярко освещён. Они с мужем решили прокатиться на чёртовом колесе. Две какие-то допотопные старушки в одинаковых панамках и абсолютно похожие, как близнецы, наблюдали, как крутятся люди в стальной махине.

— Зоя, — говорит одна, — помнишь, как мы с тобой? Совсем другое колесо. Какая мощь! Всё так переменилось…

— Переменилось-то, переменилось, — точно таким же голосом отвечает другая, — а принципы-то старые…

Первым она увидела художника в халате, в шапочке, с альбомом под мышкой, сияющего, довольного. За ним еле передвигался шеф, будто пуды волочил на ногах. Лицо у него было осунувшееся, влажное и, как ей показалось, скорбное. Заметив её, он сделал над собой усилие и, вбирая голову в тяжёлые полные плечи, улыбнулся, как будто этой улыбкой хотел сказать: вот вы сидите здесь всё это время, ждёте, мучаетесь, но мы-то ведь там тоже трудились в поте лица.

В кабинете он устало опустился в кресло.

— Вот, — сказал он как-то особенно бережно, — операция закончена. Всё оказалось так, как мы и думали. Опухоль дала метастаз в печень, небольшой. За всю мою практику таких операций у меня было три. — И, помолчав, добавил: — Я вас предупреждал, самое тяжёлое — послеоперационный период. Ваша сестра ещё не проснулась. А вам следует немедленно идти отдыхать, — сказал он строго и потом улыбнулся.

— Я голоден как волк. Но поработал отлично! — сказал художник, перебирая свои рисунки. — Всё это, конечно, надо привести в порядок. Но я уже верю в большой холст. В операционной потрясающе интересно! Я не ожидал.

Небольшой этюд в цветном карандаше поразил её. Художник запечатлел один из моментов операции: всё заслонила спина хирурга. Но это был шеф, не узнать было нельзя, так была схвачена спина, так выразительна, действенна, напряжена. И рука сестры, из-под простыни с вонзившимися в вену трубочками. Чуть согнутые пальцы, открытая ладонь будто просила — «Помогите!» И так эта рука была знакома, так повторяла её собственную руку, что она поспешила отвернуться.

На другой день шеф повёл её в послеоперационную палату.

— Можете взглянуть, издали.

Сестра лежала под капельницей, с кислородной трубочкой в ноздре. Жёлто-серое с чёрными огромными глазницами заострившееся лицо выражало только страдание. Дыхание перехватило у неё от ужаса: на какие муки обрекла она свою сестру.

Заметив, что они вошли, с усилием сестра улыбнулась и, разжав запёкшиеся губы, еле слышно произнесла:

— Всё идёт хорошо.

В периоды всех бед в сестре её поражала духовная мощь, которая и ей помогала жить. И сейчас она вспомнила, как после похорон мужа всё время плакала, а сестра запрещала; «Плакать нельзя. Только мужество сохраняет образ». — «Но я люблю его, люблю», — повторяла она. «Люби! Кто же тебе мешает?» — «Но ведь он умер». — «Ну и что же. Люби».

Жизнь сестры была подтверждением этих слов. В начале войны, в ополчении погиб тот, кого сестра любила. Всю войну помогала она его семье. Жена вышла замуж, а сестра воспитала двух его детей, дала им возможность учиться…

Слёзы текли, и она только выше задирала голову, чтобы сестра не смогла заметить, что она плачет.

Никогда не видела она сестру такой беспомощно-несчастной. «Что же я с ней сделала?»

Она виновато взглянула на него. Но в его взгляде не прочла взаимопонимания.

— Вы сделали для неё всё, что могли. Совесть ваша должна быть чиста, — объяснял он, когда они уже сидели в кабинете. — А мы, врачи, обязаны бороться за продление каждого часа. Как же вы этого не можете понять?!

Опасались воспаления лёгких, отека лёгких. Всё это миновало. Возникла другая беда — непроходимость. Отказал желудок, искусственно созданная операцией система уже неделю не действовала.

А он стоял на своём:

— Говорю вам, заработает.

В кабинете он и ещё два хирурга рассматривали невысохшие рентгеновские снимки.