Колье Шарлотты - [2]

— Валентиныч у себя? — спросил я.

— Сергей Валентинович говорит с Москвой.

Мы с Антом переглянулись. Такой ответ мог означать только одно: Галя сегодня не в духе. Ант сделал почти умильное лицо, пытаясь смягчить обстановку:

— Галюша, когда дали Москву?

— Уже давно, Ант, милый. В семь пятнадцать.

Кажется, поговорить с шефом сейчас, утром, не удастся. Жаль, тогда бы я мог спокойно спланировать свой день. Хотя я мог бы обойтись и без советов шефа, от текучки все равно не уйти. Как будто подтверждая это, на Галином столе раздался звонок внутреннего телефона. Галя сняла трубку, долго слушала, поглядывая поочередно то на меня, то на Анта. Судя по ее реакциям, кажется, говорили снизу, из приемной управления.

— Хорошо, — наконец сказала Галя и на секунду закрыла трубку. — Ант, ты сейчас свободен? Явщик. Говорят, малоинтересный.

— Давай, что уж там, — нехотя кивнул Ант.

— Да, я поняла. — Это Галя сказала уже в телефон. — Проведите его в четырнадцатую.

Эти короткие реплики были привычны. Четырнадцатая комната — наша. «Явщик» — человек, явившийся с повинной. Малоинтересный — значит, явка с повинной по первым данным не связана с чем-то серьезным. Вернее всего, с повинной явился какой-то мелкий фарцовщик. Или начинающий спекулянт.

— Ант, его уже ведут к тебе. — Галя положила трубку. — Спеши.

— Все, ушел. — Ант кивнул нам с Галей и исчез в коридоре.

У меня, по моим подсчетам, было еще минут пятнадцать. Я с благодарностью подумал об Анте. Ведь он мог сейчас, сославшись на какие-то свои дела, свалить этого явщика на меня. Но Ант, умница ты моя, поступил благородно. Взял на себя эту совершенно некстати появившуюся с утра заботу. Причем особых поводов для того, чтобы так сблизиться, у нас с Антом как будто не было. Я — москвич, вырос в Москве, учился в московской школе и конечно же был совсем далек от того, что было с детства близко и понятно Анту. А именно — жизнь на маленьком эстонском хуторе, на побережье, где детей с малых лет приучают к работе на земле, к уходу за скотом, где мальчишка с восьми-девяти лет уже выходит с отцом в море на малых сейнерах за рыбой. Ант, правда, не пошел по стопам родителей, крепких хуторян, а решил стать юристом. Увлекался спортом, стал чемпионом Эстонии по стрельбе из пистолета. Еще первокурсником по воле случая отличился в народной дружине — участвовал в задержании особо опасного преступника, по окончании юрфака по рекомендации райкома комсомола Ант Пааво был направлен к нам в управление на оперативную работу.

Я знал, что, пока Ант допрашивает явщика, Валентиныч может вот-вот закончить разговор и я успею поговорить с ним. Но Галя, пожалев меня, сказала, продолжая печатать:

— Володя, лучше не жди. По-моему, это надолго. И потом, для тебя есть бумаги, так что займись.

— Что за бумаги?

— Помнишь, сводка «14-В»? В прошлую пятницу ее должны были передать?

Сводка «14-В». Кажется, что-то связанное с контрабандой. Да. Если точней — расшифровка перехвата радиосеанса. Гриф «14-В» означает — оперативная для всех следственно-оперативных отделов. Да, это нам передавали в пятницу. Дешифровка радиосеанса, засеченного несколько дней назад службой радиоперехвата центра.

— Вот, посмотри. — Галя кивнула, и я взял с края ее стола папку. Раскрыл и тут же, в приемной, стал просматривать бумаги. Так. Все это я уже видел. «СРП зафиксировала радиосеанс связи… короткой цифровой шифровкой и подтверждения приема… Сообщение принято неизвестным радистом… в слабозапеленгованной точке… В районе Таллин — Нымме, Таллин — Ранна…» Я перевернул первый лист. Сама дешифровка очень короткая: «Магнитный ко 36–37 шпан». Ниже, через строчку, трактовка шифровальщиков: «Ожидайте провоза (груза) в магнитном контейнере; контейнер (будет) расположен под днищем теплохода в районе 36—37-го шпангоута». Дешифровку перечеркивает пометка Сторожева красным карандашом: «Володя, м.б. «Норденшельд» или «Лисичанск»? Кажется, обычная контрабанда. «Норденшельд» и «Лисичанск» — два однотипных теплохода смешанной туристской пассажирской линии «Трансбалтик шип лайн». На линии стоят два рейсовых судна: «Лисичанск» — наш, «Норденшельд» — иностранный. Оба заходят в Таллин с интервалом в пятнадцать дней. Дают туристам возможность осмотреть город и после трехсуточной стоянки идут сначала в Ленинград с такой же стоянкой, затем снова к нам, а потом уходят в Европу и Америку с заходами в инпорты. Подумаем. «Норденшельд» ошвартовался в нашем порту позавчера. И уходит завтра. Или сегодня? Не помню. Значит, на нем привезли контрабанду? И Валентиныч решает «пустить» все это на меня? Ладно. Что бы там ни было, раз это указание Сторожева, надо работать.

— Галочка, спасибо. Я заберу это.

Утвердительный кивок:

— На здоровье.

Я прошел по коридору в нашу комнату. Ант сидел за своим столом и что-то быстро писал. Кажется, дописывал. Вот и явщик. Перед Антом на стуле сидел парень лет двадцати пяти, довольно модно одетый, с красивым лицом — несколько, пожалуй, парикмахерского типа. Как мне показалось, парень сейчас был изрядно подавлен происходящим. По виду этот явщик был типичным мелким фарцовщиком. Людей такого типа спекулянты-валютчики называют шестерками. Обычный их криминал — обмен мелких партий валюты, не более. Кончив запись — как я понял, это были последние фразы, — Ант поднял голову, тряхнул своим шикарным, цвета соломы волнистым начесом и сказал довольно скучным голосом: