Колдунья - [4]

   Домашнія птицы, нахохлившись, собрались въ кучку подъ навѣсомъ и тихо кудахтали; бѣглые просвѣты пробивались мѣстами изъ-за быстро несущихся тучъ; высокіе тополи низко склонялись подъ напоромъ вихря; цвѣты и травы шелестѣли и трепетали, пригибаясь къ самой землѣ.

   Клотаръ стоялъ и смотрѣлъ на сосѣднюю хижину, принадлежавшую семьѣ Ластръ; оштукатуренная набѣло, съ кровлей, густо крытой соломою, среди стеблей которой мелькали, тамъ и сямъ, красные цвѣтки, съ садикомъ, обнесеннымъ свѣжей изгородью, и маленькимъ бассейномъ, въ которомъ плескались утки съ зеленовато-сизыми атласистыми шейками — она смотрѣла привѣтно и весело, но Клотаръ съ негодованіемъ и злобою сжалъ кулакъ и, потрясая имъ по направленію сосѣдней хижины, пробормоталъ:

   — Колдунья!..

   Между тѣмъ, прояснило; изъ-за облаковъ показался край голубаго неба, свѣтлый лучъ пробѣжалъ по волнующимся нивамъ и шумящимъ деревьямъ... Въ хижинѣ Ластръ растворилась дверь, изъ нея вышелъ плотный приземистый человѣкъ и направился внизъ по мокрой грязной тропинкѣ.

   — Этотъ простофиля ни въ чемъ не повиненъ, замѣтилъ Клотаръ своимъ домашнимъ, — онъ даже и не подозрѣваетъ... Вдругъ онъ остановился и прервалъ себя на полусловѣ, задыхаясь отъ безсильнаго бѣшенства... глаза его налились кровью, какъ у разъяреннаго цѣпнаго дога...

   На порогѣ сосѣдняго дома появилась женщина съ волосами черными, какъ смоль, съ великолѣпными темными лучистыми глазами. Задумчивымъ взоромъ обвела она разстилающуюся передъ ней картину: поля и рощи смотрѣли весело, облитыя живительнымъ дождемъ; по холмамъ мирно бродили стада; взмокшія тропинки извилинами убѣгали въ даль; вода журчащими ручейками струилась по склонамъ пригорка; овцы и ягнята весело выбѣгали со двора мызы; въ отдаленіи виднѣлась удаляющаяся фигура мужа, быстро шагавшаго по засѣянному клеверомъ полю; пирамидальный силуэтъ церкви рельефно выдѣлялся на фонѣ зеленой вязовой рощи.

   — Господи Іисусе! пробормоталъ Клотаръ, — и подумать только, что она приноситъ несчастье цѣлой странѣ!.. Женщина порывисто обернулась въ его сторону, и Клотаръ почувствовалъ на себѣ пристальный взглядъ ея широко раскрытыхъ глазъ. Ужасъ охватилъ его, онъ весь поблѣднѣлъ, сильныя руки его задрожали, и неодолимая жажда мести проникла все его существо... Она поклонилась, онъ также.

   — Какъ здоровье вашей дочери? крикнула она.

   — Очень скверно, отвѣтилъ онъ и прибавилъ про себя: — тебѣ это лучше знать, проклятая! — Молодая женщина, граціозная въ своей коротенькой юбочкѣ, спокойная и миловидная, казалась крестьянину какимъ-то исчадіемъ ада, исполненнымъ тайнаго могущества и сверхъестественной силы.

   Она скрылась за дверью, а Клотаръ не двигался съ мѣста, въ тяжеломъ раздумьѣ. Тяжкія воспоминанія поднялись въ немъ; въ возбужденномъ мозгу проносились, однѣ за другими, всевозможныя картины и представленія съ роковой развязкой.

   Воображеніе рисовало ему ужасы...

   Онъ сталъ припоминать подробности пріѣзда супруговъ Ластръ въ ихъ края, два года тому назадъ. Онъ тогда-же сразу почувствовалъ къ нимъ антипатію и недовѣріе. Женщина съ огромными глазами, любившая бродить по полямъ подолгу останавливаясь на уединенныхъ тропинкахъ, разсматривать растенія и наблюдать за животными, — странностями своими невольно внушала всѣмъ какой-то суевѣрный страхъ.

   И подлинно, несчастія такъ и посыпались градомъ на бѣдную деревню. Сначала бараны: у Белотти, у Громпаръ, у Лебренъ пали цѣлыя стада отъ чумныхъ нарывовъ. Затѣмъ, на лошадей пошло, — стали падать отъ чесотки, отъ сапа; потомъ рогатый скотъ повалило, потомъ свиней... Онъ самъ, Клотаръ, потерялъ трехъ свиней отъ повальнаго поноса.

   И вездѣ, куда бы ни приближалась эта женщина, по пятамъ за ней слѣдовала какая нибудь бѣда. Людей, однако, она сначала боялась затрогиватъ, но глупость мэра и снисходительная слабость приходскаго священника придали ей смѣлости, и вотъ Жакъ Бонно сломалъ себѣ ногу, а Мишель Нашэ скоропостижно скончался, не успѣвъ и раскаяться въ своемъ смертномъ грѣхѣ. И все это — съ ея дурнаго глазу...

   — Нѣтъ, этому пора положить конецъ! воскликнулъ съ отчаяніемъ крестьянинъ: — если священникъ и мэръ ничего не замѣчаютъ, это еще не причина — терпѣть намъ у себя колдунью...

   Холодный потъ выступилъ на его вискахъ... страшный планъ созрѣвалъ у него въ головѣ... Онъ видѣлъ дочь свою во власти злой, могущественной силы, обреченную на смерть, которая, быть можетъ, вскорѣ угрожаетъ и ему самому...

   Солнечные лучи погасли и, мало по малу, темныя тучи снова заволокли все небо, оставивъ лишь блѣдную полосу свѣта на линіи горизонта. Стадо гусей медленно двигалось по склону холма. Роковое рѣшеніе созрѣло въ душѣ крестьянина...

   Онъ вошелъ въ свою хижину, гдѣ въ мрачномъ уныніи сидѣли его жена и блѣдная, истощенная болѣзнью, Бертина.

   Минутъ съ десять, онѣ съ трепетомъ выслушивали его признанья, сообщаемыя таинственнымъ шопотомъ, подъ страхомъ строжайшей тайны. Онъ задыхался отъ бѣшенства и грозно сжималъ кулаки.

   Женщины, сначала испуганныя и оробѣвшія, мало по малу, подстрекаемыя Клотаромъ, ободрились, набрались смѣлости; возбужденное состояніе его, дошедшее до изступленья, невольно сообщилось и имъ, и онѣ, слѣпо подчинившисm всѣмъ его требованьямъ, составили между собою страшный заговоръ.