Колдунья-беглянка - [4]

Перегнуть палку она нисколько не боялась – гусару положена некоторая бесцеремонность в обращении со штатскими. Но откуда незнакомец знает то, что ему ни под каким видом знать не полагается? Неприятная ситуация…

– Ольга Ивановна, голубушка… – сказал незнакомец с дружеской укоризной. – Ну зачем же притворяться передо мной? Подумайте сами: если совершенно незнакомый человек прекрасно осведомлен, кто на самом деле скрывается под маской бравого провинциального корнета, значит, он о многом осведомлен и так просто от него не отделаться…

Ольга бросила по сторонам быстрый взгляд: поблизости никого, они с незнакомцем одни возле канала… Она посмотрела вниз, на темную воду, грязную и спокойную, и в голове появились не самые благородные и гуманные мысли…

Незнакомец, вежливо улыбаясь, произнес:

– Ольга Ивановна, родная, надеюсь, вам не лезут в голову всякие глупости вроде намерения меня здесь утопить? С помощью вашего умения… Попытаться-то, конечно, можно, я даже не обижусь, ибо прекрасно понимаю горячность и нетерпеливость, свойственные молодости… но затея безнадежная, честно предупреждаю. Мы и сами с усами, кое-что умеем… Давайте же поговорим, как взрослые и разумные люди. Я вам ни в коей степени не враг и никаких замыслов против вас не имею. Раскрывать кому бы то ни было ваше инкогнито не намерен и не собираюсь мешать вашим планам, да и планы ваши меня не интересуют… но мы с вами просто обязаны поговорить об очень серьезных в вещах.

Ольга опомнилась и отвела взгляд от воды.

– О каких же таких вещах? – спросила она неприязненно.

– О тех, что касаются нас с вами…

– Нас? – с иронией повторила она. – Вы полагаете, нас с вами что-то может связывать?

– О, еще бы! Еще бы! – живо воскликнул незнакомец. – Для начала позвольте представиться, хотя бы из чистой вежливости и даже, если хотите, благородства: я-то вас знаю, а вот вы меня – определенно нет… Между тем у меня нет никаких причин таиться. Итак: Иван Ларионович Нащокин, надворный советник и кавалер, служу по министерству иностранных дел. Жительство имею на Староневском, собственный дом, вам всякий покажет при нужде…

– Ну что же… – задумчиво сказала Ольга. – Вот только, уж простите великодушно, что-то у меня решительно нет желания говорить традиционное «очень приятно». Это правде никак не соответствует.

– Как вам будет угодно, – сказал Нащокин с величайшим терпением. – Дело у меня к вам неотложное и весьма важное, так что я вытерплю и ваше откровенное недружелюбие. Меня, знаете ли, трудно вывести из себя, особенно когда речь идет о крайне серьезных делах. Так вот, я, как видите, прекрасно осведомлен о вашем имени. И, более того, прекрасно знаю, кто вы. Я имею в виду те ваши способности и возможности, что относят человека к разряду иных. Я вас очень прошу не делать удивленного лица и не изумляться вслух…

– Благодарю, я, собственно, и не намерена, – сказала Ольга, стараясь сохранить холодно-равнодушный вид. – Чего я терпеть не могу, так это изумляться вслух…

– Итак, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Кстати, как вам воздушные прогулки в ночном небе над столицей?

Ольга смотрела на него внимательно, пытливо, сузив глаза и чуть заметно шевеля губами.

– Э, нет! – с благодушной улыбкой сказал Нащокин. – Не нужно меня щупать, красавица. Все равно не получится. Я не только годами и житейским опытом вас превосхожу, но и в некоторых, скажем так, искусствах и ремеслах искушен значительно больше. Ведь вы это чувствуете? Не видите меня насквозь, а?

Он был прав: попытавшись изучить его так, чтобы хоть приблизительно понимать, с кем имеет дело, Ольга ощутила некую непроницаемую преграду, сути которой не понимала.

– Ах, молодость, молодость… – покачал головой Нащокин. – Вечно вы сначала действуете, а уж потом начинаете думать… Оставим эти игры. Я уже говорил, что вовсе вам не враг. И даже наоборот: я стремлюсь, не побоюсь высоких слов, выступить для вас в роли бескорыстного благодетеля.

– Прекрасно, – жестко сказала Ольга. – Кажется, я сейчас расплачусь от умиления и благодарности… Я вас слушаю.

Нащокин, вмиг убрав с лица добродушную улыбку, сказал серьезно:

– Дражайшая Ольга Ивановна, вы, конечно же, знаете, что в любой державе, какую область жизни ни возьми, существует строгая иерархия. У чиновников есть начальство, у мужиков – бурмистр или староста, у военных – командование, а у губернских дворян – предводитель. Истина как раз в том и состоит, что во славном граде Санкт-Петербурге именно я и занимаю должность, соответствующую старосте, предводителю дворянства… впрочем, я неточно выразился. Предводитель дворянства – должность выборная, а доверенный мне пост, хотя и сопряжен с некоей системой выборов, все же гораздо больше общего имеет с начальственным креслом: министр, глава департамента, командующий армией…

– Меня поражает ваша необычайная скромность, – сказала Ольга, – всего-то министр или командующий армией… И какую же должность вы имеете честь занимать? Надеюсь, у нее есть название на человеческом языке?

– Боюсь, что нет, – вздохнул Нащокин. – Во всяком случае ни одно слово человеческого языка годятся, но все они не отвечают сути. Если подумать… Я состою в должности главы всех, – он особенно выделил интонацией последнее слово, – обитателей Санкт-Петербурга, которые при вдумчивом рассмотрении не имеют ничего общего с обычными людьми и простоты ради могут именоваться иными. Иные бывают многих разновидностей, но это в данный момент неважно. Я достаточно ясно излагаю? Вы меня понимаете?