Колдовской цветок - [70]

Рядом почти с их домишком жил один честный и знатный, но обедневший магнат с своею красавицей-дочкой… Он был их старинный знакомый и друг, и приятель отца, который скончался от страшной болезни — холеры. Задолго пред смертью отец их, как будто предчувствуя гибель свою, взял обещанье с него, что он не оставит детей малолетних его и будет воспитывать их, защищая от всяких напастей, обид… Свято исполнил свое обещание магнат… Воспитал и поставил на ноги, как мог, сыновей умершего друга, товарища детства… Слава о прежнем богатстве магната ходила по Минску! Все знали его, а про дочку его ходили по городу целые сказки… Вся молодежь была от нее без ума… Никто из прохожих, заметив ее, идущую тихо и гордо по улицам Минска, не мог не придти в удивленье при виде такой неземной красоты… Но отца беспокоило это вниманье толпы к дочери милой, прекрасной… Он уж по опыту знал, как дурно влияет на нравственность юной души эта молва, восхищенье пред внешностью чудной… Его постоянно тревожила мысль, что дочь из невинной девчурки становится больше и больше какой-то холодной, бездушной статуей… Все увещанья и просьбы с его стороны были напрасны… Она не хотела и слушать разумных и честных советов отца и стала нарочно, желая доставить мученья ему, двух братьев в коварные сети свои завлекать… Братья попались в ловушку: влюбились в нее не на шутку, сами не зная того, что невольно они нарушают ту клятву, данную ими пред образом Спаса Христа… И панна, заметив, что братья влюбились в нее, продолжала смеяться над ними… Назначала свидаться в лесу с каждым отдельно: то с старшим, то с младшим… Братья ходили тайком друг от друга на эти свиданья… Слушали речи ее, в которых она говорила, оставшись с каким-нибудь братом вдвоем, что любит его одного пылкой и страстной любовью, глубокой, как море, и чистой, как небо в безоблачный, солнечный день… Верили ей и даже из ревности часто, забыв про союз свой и дружбу, клеветали, пришедши в назначенный час на свидание к ней, друг на друга, желая умалить достоинство брата родного в глазах лиходейки… Они и не знали, что панна смеется над ними, не знали, какую ужасную смерть им готовит она своею безумной игрою…

Однажды коварная панна была у старухи-матери братьев в гостях и с нею вела разговоры про милых ее сыновей… Старуха, пытливо глядя на нее, спросила у ней под конец: «Скажи мне, прекрасная панна, не знаешь ли ты, отчего сыночки мои приуныли?., не слышала ль ты от кого, быть может, влюбились они, особенно младший, в какую-нибудь лиходейку-занозу; их много, ты знаешь, голубка, сама, шатается нынче!.. Не знаю, что делать мне, бедной, как горю помочь?!.. Недавно ко мне приходил твой отец, — я к нему, он не знает… Тогда я спросила своих сыновей: “Расскажите мне, милые детки, почему вы притихли?.. Отчего затуманились очи прекрасные ваши?!” Они, помолчавши, сказали: “Тебе показалось, родная, мы в добром здоровья и совсем ни о чем не тоскуем”… Но я не поверила им и решила, что скрывают они от меня свою грусть, бояся меня растревожить… Пошла к ворожее и, давши ей денег, просила ее погадать, что приключилось с моими детьми и какая причина их грусти… Посмотревши на воду, колдунья сказала, что милых моих сыновей изводит соседка, коварная панна с огромною черной косою… Я обомлела; сердце болезненно сжалось от дум: неужель это ты, моя ягодка-панна, ты тоже, кажись, ведь соседка, при этом еще и с чудною черной косою; другой же соседки с такою приметой поблизости нас не живет… Но, подумав немножко, решила, что ты не способна сгубить ни за что ни про что милых моих сыновей, зная, что этим заставишь меня самое ложиться живою в сырую могилу… Скажи же, красавица-панна, быть может, ты знаешь змею ту, которая губит моих сыновей»… Коварная панна при этих словах побледнела, но скоро, пришедши в себя от смущенья, промолвила твердо и ясно: «Откуда мне знать, я никуда не хожу и не вижу почти никого…» Промолвивши это, она, пожелавши здоровья старухе, поспешно ушла… Выйдя из дома, у самой калитки младшего брата она повстречала и голосом, полным тревоги, сказала: «Беда! мать твоя, кажется, знает, что ты полюбил меня, милый!.. Ох, страшно мне, страшно!.. Пожалуй, она все старшему брату возьмет да расскажет, а он… Однако, прощай, мне времени нету; явись непременно сегодня ты в лес в двенадцать часов; сегодня ведь будет прекрасная лунная ночь и мы скоротаем ее, как третьего дня, мой милый, желанный товарищ… Я все расскажу тебе, сокол мой ясный, и все объясню…» И она, улыбнувшись коварно, шмыгнула в калитку…

Как только исчезла она со двора, мать вышла навстречу к сынку дорогому. Он удивился, увидев, что мать плачет горько-прегорько… «О чем ты, родная, горюешь и плачешь?» — спросил он ее… «О вас, мои детки, о вас: особенно, милый сынок, о тебе… Я знаю, все знаю… Зачем ты скрывал от меня, кто губит, изводит тебя!.. Теперь я узнала сама, увидав, как она, эта змея подколодная, нежно с тобой у калитки о чем-то шепталась… Недаром гадалка сказала, что это она вас изводит, ненаглядные дети мои… Я сначала не верила ведьме и решила сама расспросить у нее, чтобы рассеять сомненья… Сегодня пришла ко мне утром она… Сели чинно мы с ней и беседовать стали о том и о сем… И когда, наконец, речь зашла про тебя и про старшего брата, я у ней так спросила о вас: “Скажи мне, прекрасная панна, не знаешь ли ты, отчего сыночки мои приуныли?!. Не слышала ль ты от кого, быть может, влюбились они, особенно младший, в какую-нибудь лиходейку-занозу?!» Она промолчала; тогда я, заметив смущенье ее, взглянула ей прямо в глаза и опять продолжала: “Не знаю, что делать мне, бедной, как горю помочь?!. Недавно ко мне приходил твой отец, — я к нему, он не знает… Металась, металась во все я сторонки и, подумав, пошла я к колдунье узнать: кто, мол, изводит моих сыновей?.. Посмотревши на воду, колдунья сказала, что милых моих сыновей изводит соседка, коварная панна с огромною черной косою… Я обомлела, сжалося сердце от боли: неужель это ты, моя ягодка-панна, ты тоже, кажись, ведь соседка, при этом еще и с чудной черною косою; другой же соседки у нас и с той же приметой поблизости нас не живет…” Побледнела при этих словах змее подколодная, панна, но я продолжала спокойно, как прежде, с нею о вас говорить, желая дальнейшим рассказом смутить ее так, чтоб она призналася сразу мне в том, что она вас изводит обоих ради потехи… Но не тут-то было: она совладела с собою и на вопрос мой: не видала ль она ту соседку с черной огромной косою, сказала голосом искренним, ясным: “Откуда мне знать, я никуда не хожу и не вижу почти никого…” При этих словах она злобно сверкнула своими глазами, стала прощаться со мною… Берегись ее, милый сынок, и старшему брату скажи, чтоб и он сторонился ее…» Дальше старуха не в силах была говорить: рыданья душили ее… Младший брат побледнел от испуга, услышав, что мать говорит про любимую страстно им панну… «Быть может, и вправду, — подумал с тревогою он, — прекрасная панна не любит меня и смеется над пылкой моею любовью… Быть может, и старшего брата изводит она, как меня… Недаром он грустный такой и сердитый, как будто бы знает, что панна меня полюбила и ходит ко мне на свиданья… А что, если верно, и панна смеется над нами и мне, как ему, назначает свиданья, целует, милует его, как меня, и гибель готовит нам сразу двоим… Нет, никогда не поверю тому, что мать говорит мне про панну… Это ей кажется, милой… Она постоянно боится за нас и ходит к каким- то колдуньям, — они ей наврут чепухи, и вот она плачет, тоскует и в каждом почти человеке видит врага своего, который способен нас погубить, ненаглядных ее сыновей… Нет, нет!., не хочу, не могу я поверить изветам какой-то колдуньи… Я знаю, что панна так любит меня, так страстно целует и нежно ласкает, что даже преступно не верить ее обещаньям и клятвам… В полночь сегодня, когда брат уснет, утомленный тревогами дня и трудом, я пойду на свидание с панной и поведаю ей, что я слышал от матери милой…»