Колдовское зелье - [39]

В отчаянии рыцарь рванулся и двинул обоими кулаками в железных перчатках гиганту в живот. Тот взвыл от боли. Паладин ударил снова, на сей раз в подреберье. Великан отшатнулся, согнувшись, и выронил булаву. Паладин теперь нанес мощный удар по спине. Гигант замертво рухнул на землю.

Но тут же, что казалось абсолютно невозможным, опять поднялся, выпрямился, будто и не падал вовсе, булава оказалась у него в руке, и гигант вновь ринулся в атаку. Паладин, выронивший свой меч, схватился за кистень. Кистень был короче булавы, но не менее смертоносен. Однако Паладину было нечего противопоставить той скорости, с которой великан оправлялся от падений. Складывалось впечатление, что удары лишь придавали ему силы.

Гигант опять атаковал Паладина, нанося по закованному в доспехи телу сокрушительные удары и отбивая кистень с такой легкостью, будто тот игрушечный. Тогда Паладин пошел на ближний бой, проскользнув под булавой и обхватив руками торс противника. Он старался опрокинуть врага на землю. Гигант взревел от неожиданности. Что-то в этом виде боя ему явно было не по нутру. Паладин насел сильнее. Противники, сцепившись, передвигались по двору, кряхтя и постанывая от усилий. Великан старался высвободиться, забыв о булаве, отчаянно молотя огромными ручищами по закованному в латы торсу Паладина. Но Паладин успел выявить кое-что полезное для себя. Когда он отрывал противника от земли, гигант явно обессилевал. Ярость и быстрота его атак ослабевала. Великан выл от негодования. Он хотел быстро коснуться земли, поэтому Паладин прилагал все усилия, чтобы держать его в подвешенном состоянии, потому что, как уяснил рыцарь, именно от земли и черпал гигант свою силу.

Наконец Паладин доволок великана до ступеней сторожевой башни и поставил на камни. Гигант лягался и брыкался, стараясь ступить с камней на землю, но рыцарь держал крепко. Великан взревел. Из носа и рта у него потекла кровь, снова вскрылись раны. Паладин поднял противника еще выше по ступенькам, оттащив еще дальше от земли. Великан конвульсивно дернулся и рухнул. Паладин протащил тяжеленное тело еще, и гигант перестал дышать. Он обмяк совсем, беспомощно раскинув на ступеньках руки и ноги.

Так рыцарь и держал его, распятого и беспомощного, пока тот не замолк. А когда жизнь покинула великана, то тело его немедленно обратилось в прах.

* * *

Позже, когда Паладин исчез и Бен снова стал самим собой, он задал себе вопрос, а смог бы он сохранить великану жизнь. На этот вопрос оказалось не так-то просто ответить. Неизвестно, позволил бы рыцарь это сделать, поскольку когда Бен превращался в Паладина, то жил и действовал согласно этике воинствующего рыцаря, а она сильно отличалась от этических норм самого Бена. Паладину не было никакого резона оставлять своих противников в живых. Врагов следовало убивать быстро и без всяких угрызений совести. Бен вовсе не был уверен, что великан согласился бы сотрудничать, останься он в живых. Возможно, гигант также начисто лишен всяческого сострадания, как и Паладин, и сражался бы до конца. Еще неизвестно, реальное ли существо этот самый великан или творение волшебства. Умерев, он обратился в прах, а существа из плоти и крови мгновенно в прах не превращаются. Вероятнее всего великан — продукт чьей-то магии, и его уничтожение было неизбежным при столкновении с более могущественным волшебством.

Впрочем, все это, вместе взятое, вовсе не повысило Бену настроения и не добавило оптимизма по поводу того, через что ему еще предстояло пройти. Моральная травма, полученная Беном от убийства великана, не стала меньше от того, что тот оказался вовсе не человеческим существом. Смерть его оказалась вполне реальной, и принял он ее от руки Бена. Холидей все еще чувствовал, как слабело сопротивление гиганта, когда он держал того прижатым к ступенькам. И Бен будет помнить до конца дней своих, как из тела великана медленно уходила жизнь.

Вернувшись вместе с Ивицей в спальню, он долго не мог заснуть, ему никак не удавалось избавиться от воспоминаний. Он не сказал Ивице, что произошло. Он никогда ей не рассказывал — вообще-то никогда никому не рассказывал, если на то пошло — правды о Паладине. Ни одна живая душа не догадывалась, что король Заземелья и его поборник — один и тот же человек, обреченный магией медальона защищать королевство. Никто не знал, что, когда появлялся Паладин, король отступал, один подавлял другого, но рыцарь доминировал. Бену становилось все труднее и труднее сохранять это в секрете от жены. Огромные усилия, затрачиваемые им после каждой трансформации на то, чтобы вновь стать самим собою, когда частичка его души оставалась где-то там, начинали сказываться на его состоянии. Он не мог не учитывать, что каждый раз, когда становился Паладином, был заворожен силой магии, превратившей его в рыцаря, и не желал обратного превращения. Бен даже опасался, что в один прекрасный день не устоит и поддастся искушению навсегда остаться Паладином. Пока он лежал с открытыми глазами, Ивица не покидала мужа. Тихо лежа рядом с ним, она гладила прохладными ладонями ему грудь и плечи, ласковым голосом шепча ему что-то успокаивающее. Бен не знал, как бы он жил без нее, настолько она была близка ему, настолько стала частью его самого. Если Паладин являл собой темную сторону его сущности, то Ивица наверняка была ее светлой стороной. Согреваясь в ее лучах, он постепенно забылся в мирном сне.