Колдовские ворота - [16]

— Отставить фантастику! — то и дело командовал себе Барабин, но внутренний голос гнул свое, загоняя Романа в дебри колдовства, телепортации и темпоральных переходов.

Если бы Барабина поставили перед выбором между путешествиями во времени и в пространстве, то он, пожалуй, выбрал бы второе. Наверное, сказывался житейский опыт.

Жизнь подсказывала, что в пространстве, куда бы тебя ни занесло, всегда есть шанс вернуться.

А время течет с постоянной скоростью и только в одном направлении, и хотя иногда высказываются также и противоположные мнения, они, увы, не подтверждаются житейским опытом.

Но увы, никто Романа перед выбором не ставил. Его просто колданули без спросу и закинули черт знает куда. И черта, который это знает, не было под рукой, чтобы спросить.

А местные жители ни черта не знали или не хотели говорить. А может, не понимали вопросов.

Трудно разговаривать на ломаном языке о сложных абстрактных вещах. «Энд оф экумене» Барабин с грехом пополам перевел, как «край земли», но на этом дело застопорилось.

Мучительные попытки правильно произнести слова «world» и «earth» на местный манер ни к чему не привели. Роман чуть не вывихнул язык, но его все равно не поняли.

Зато на вопрос, какой сейчас год, ему охотно ответили:

— Шестьсот шестнадцатый.

616-й год. Но не от Рождества Христова, потому что местные не знали, что это такое.

Не зря говорил Энштейн, что все в мире относительно. Без точки отсчета любое знание бесполезно.

А точки отсчета не было.

Барабин делал заходы с разных сторон, пытаясь узнать, совпадает ли местное название планеты с обозначением земли в каком-нибудь из известных ему языков. Совпадение дало бы хоть какую-то точку отсчета.

А несовпадение ничего бы не дало. Оно отнюдь не означало бы, что эта планета — не Земля, потому что в принципе Землю можно обозвать как угодно.

Барабин не знал, как Земля называется на хинди или суахили. Да что там экзотическе языки. Он стал вспоминать, как она зовется по-французски — и не вспомнил.

А окончательно Роман прекратил это самоистязание, когда, повторив несколько раз подряд слово «планета», услышал в ответ исчерпывающее объяснение, что планеты — это плоды одного огромного дерева. А может, семена этих плодов.

Точно он не понял, а переспросить побоялся, потому что если планеты — это плоды, то следующая остановка — сумасшедший дом.

И только одна назойливая мысль продолжала зудеть под черепной коробкой, не давая покоя.

Как будет «земля» по-французски, он не знал, да и забыл — а вот как это будет по-испански, нечаянно вспомнил.

La tierra.

А происходит это слово от латинского «terra».

И что-то знакомое почудилось Барабину в этом сочетании звуков. Нечто такое, что он не раз слышал в последние часы.

Ну конечно! Terranian.

Так называются те самые глупые терранцы, которые живут в благословенной стране Фадзероаль. В стране отца всего.

Или может быть, Фадзероаль — это «страна всех отцов»?

Страна предков.

Но если Земля — это страна предков, то где же черт возьми, находится королевство Баргаут? Тридевятое царство, в котором живут потомки.

На этом месте Барабину захотелось подышать свежим воздухом, дабы прочистить мозги.

На дворе уже стемнело, и небо было усыпано звездами. А среди звезд сияли, как ни в чем не бывало, две луны. И списать это на неумеренное употребление алкоголя не было никакой возможности.

Во-первых, Барабин пил очень осторожно, дабы не потерять боеготовность. Заговоренная крепость — это конечно хорошо, но бдительность никогда не помешает.

А во-вторых, из двух лун одна была большая и белая, а другая — маленькая и красная. А привычной глазу средней и желтой не было и в помине.

И как ни странно, в первую секунду Барабин этому обрадовался. Потому что две луны означали перемещение в пространстве, а не во времени.

А в пространстве, как бы далеко тебя ни занесло, всегда есть шанс вернуться.

12

К ночи деревенский староста с сединой в бороде совсем осмелел, и вышел из дома вслед за Романом.

Барабин пялился на разноцветные луны с видом грустного волка, который собирается завыть. Но меньшая из них, красная, висела совсем низко над горой, и староста подумал, что гость любуется на горные вершины.

— Я знаю все народы в этих горах, — сказал он негромко. — Какие из них ты истребил?

Барабин вздрогнул и обернулся.

— Что? — переспросил он.

— Гват фолкес ис эрасет би йоу? — терпеливо повторил староста, употребив на этот раз другое слово — «фолк», а не «пеопель».

Тут до Барабина наконец дошло, в какое заблуждение он случайно ввел жителей деревни Таугас и почему его принимают здесь с таким страхом и почтением. Даже несмотря на то, что он все-таки терранец.

В последнем Барабин теперь не сомневался. Но решил никому об этом не говорить.

Отношение местных жителей к выходцам из страны предков настораживало, если не сказать больше. За прошедший день не только Сандра, но и другие не раз говорили о том, что все терранцы — идиоты.

Странное, прямо скажем, отношение к предкам. Если, конечно, не вспоминать о том, что мы нередко называем выжившими из ума родных своих бабушек и дедушек, впадающих в старческий маразм.

Но у крестьян из королевства Баргаут была другая логика.