Колдовская любовь - [5]

Я спланировала, что выложу продукты, передам от бабки привет, и назад, да не тут-то было. Никогда раньше Федосья не обращала на меня внимания, а тут всю меня оглядела. У меня внутри зябко стало со страху.

— Проходи, Антонина Дмитриевна, гостьей будешь, с утра поджидаю, — вдруг заявила она мне и улыбнулась.

Никогда не видела я ее улыбки, и представить даже не могла, что такие бывают, словно солнце в избу заглянуло. Не успела я опомниться, как уже за столом сидела, передо мной стояла чашка бледного, какого-то зеленоватого чая, а на плетеной тарелочке лежал темный кусок пирога с ягодами.

— Ты уж извини меня, — усмехнулась хозяйка, — что так скудно тебя угощаю, да только чай у меня весь вышел. Травяной вот завариваю, да и мука лишь ржаная осталась.

— Ой! Ведь бабулька прислала вам чай, а я, растяпа, забыла совсем. — Я вскочила, но она коснулась моей руки:

— Не суетись, пей чай, успеешь еще гостинцы достать.

Пока Федосья дела делала, я таскалась за ней повсюду как привязанная, и все говорила, говорила, словно впрок на десять лет наговаривалась. Федосья неспешно хозяйничала, помалкивала, а вот слушала или нет, непонятно. После грибной ее похлебки мне неудержимо захотелось спать.

— Сонные, что ли, грибы? — бормотала я, пристраивая голову на краешек стола.

Как перенесла меня Федосья на топчанчик, я даже не почувствовала. Проснулась теплая, разнеженная, вспомнилось, будто Федосья гладила меня по голове и еле слышно шептала что-то.

— Это мне все приснилось, — отмахнулась я.

— Вставай, Тоня, утро на дворе. Жаль, в баньке я тебя не попарила, ну да придет время, попарю еще.

Подол сарафана сразу же намок. А не искупаться ли мне? Я сориентировалась, в какой стороне речка, и побрела туда. Не прошла и километра, как впереди блеснуло что-то среди деревьев. Чудится, что ли, мне? Уж не околдовала ли меня и в самом деле Федосья? Но нет же, блестит! Мне стало стыдно за глупые мои опасения. Вышла я к маленькому глухому озерку овальной формы. Над водой стлался туман, и чувствовался какой-то странный запах. Я припомнила, что и у Федосьи в избушке стоял этот запах. Скинуть одежду было минутным делом, попробовала воду ногой и чуть не вскрикнула: вода в озерке была очень теплой, почти горячей. Так вот где Горячий ключ! Чем ближе к другому берегу, тем горячее, пузырьки воздушные лопались на теле, усиливая приятные ощущения, и запах стал гуще. Наплавалась я всласть, выжала из кос воду, и вдруг показалось мне, что кусты впереди шевельнулись. Пригляделась, а вдруг медведь? Торопливо стала одеваться, да на мокрое тело одежду быстро не натянешь.

Бабулька моя здорово удивилась, когда я про купание рассказала.

— Значит, правду люди говорили, что из-за этого озерка поселилась Федосья в зимовье и ведьмой сделалась.

— Ты чего, баб? Разве стала бы ты ходить к ней, если бы считала ее ведьмой? А ведь ходишь, и продукты ей носишь, и меня иногда с собой берешь.

— Хожу, — раздумчиво подтвердила она, глядя непонятно куда. — А ты все же не купайся больше там, странное это место, не людское.

О вчерашней свадьбе рассказывать она мне не стала, буркнула только, что шума много было. До вечера я переделала кучу дел, устала сильно, про утреннее купание забыла и думать, бабка мне о нем напомнила:

— Вода в том озере непростая, ох непростая! Федосья ведь не стареет нисколько, разве ж не чудно? Вот бабы и шепчутся.

— Как это не стареет?

— Сколько ты ей годов дашь?

— Ну, не знаю, может, лет тридцать пять, — неуверенно выдавила я.

— Ясно, — фыркнула бабка, — молодая ты еще, и невдомек тебе, что Тимохе-то уже самому за тридцать, а она с ним сюда не девочкой заявилася, около тридцати-то ей всяко было.

Рот у меня сам собой открылся от удивления, надо же, а мне и в голову не приходило, что ей шестьдесят уже, и в самом деле чудеса.

При повороте к магазину я повстречала Тимоху, он нес, прижимая к груди, буханку черняшки.

После вчерашних разговоров с бабкой я с интересом оглядела его. Только волосы у него были похожи на теткины, такие же темные и густые, но ни малейшего помину Федосьиной красы, какая жалость! Лицо простецкое настолько, что так и тянет назвать его дурнем. Я хорошо знала, что он совсем не дурак, просто не похож на других, да и немой к тому же. Я улыбнулась ему и пошла дальше, чувствуя, что он пристально смотрит мне в спину. В магазине было не протолкнуться, я измаялась, пока стояла в очереди, не только из-за духоты и мух, но и потому, что слышала обсуждение Ромкиной свадьбы. Кое-кто при этом косился на меня, но тут уж ничего не поделаешь, вся деревня видела, как прошлым летом мы с Ромкой гуляли. Выбравшись с облегчением на улицу, я остановилась у крыльца, чтобы примостить в сумке покупки, и на меня налетел незнакомый парень лет двадцати пяти, одетый в щегольские джинсы и белую рубашку с короткими рукавами. Он дико на меня глянул, я смутилась, и конечно же больная нога тут же подвела меня, я качнулась в сторону и с трудом обрела равновесие.

«Ах, чтобы тебе пропасть!» — мысленно пожелала я ему.

— Бабуль, не знаешь, что это за парень у нас появился, интересный такой? Почти вылитый твой любимец, баб.