Кольцо власти - [7]

Амальрик с радостью отправил бы в огонь это развратное животное, но пока подобное деяние было не в его силах. К тому же не следовало забывать, что Бьергюльф еще может пригодиться. Владелец Хельсингера все-таки являлся самым могущественным вельможей на севере Немедии и пользовался поддержкой всех местных нобилей.

До самых рубежей с Бритунией и Пограничным Королевством имя герцога Хельсингерского произносили с уважением, а если кто и не любил его, то старательно скрывал это. Амальрик еще раз взглянул на сплетенный клубок нагих тел, где волосатая, как у обезьяны, кожа мужчины резко выделялась среди гладкой и упругой плоти служанок.

«Отец его был поприличней, да и брат тоже, — подумал барон, — Правда, в парной мне с ними мыться не приходилось, — поправил он себя. — Все северяне — дикари и неотесанные чурбаны». — В очередной раз придя к этому выводу, он вдруг почувствовал, что девицы вновь принялись за него, видимо, достаточно налюбовавшись на проделки своего господина.

«Нет, пожалуй, я не совсем прав, — продолжил Амальрик, причем порхавшие над его телом женские руки ничуть не отвлекали его от размышлений. — Гутторм, хоть родом из еще большей глуши, производит гораздо лучшее впечатление. Конечно, — спохватился барон, — он кое-где побывал, видел другие страны, а не только Немедию и Бритунию. А его сынок, Ивар, совсем неглупый молодой человек. И явно томится в этом захолустье. Надо будет поговорить с герцогом, пусть отпустит юнца со мной в столицу. Пристрою там при дворе. Не помешает иметь лишнего доверенного человека в королевском окружении…»

— Уф! Хорошо! — Довольный голос герцога и шум воды снова оторвали Амальрика от раздумий.

Барон повернул голову в сторону владельца замка. Тот сидел на скамье, а служанки с двух сторон лили на него прохладную воду из больших деревянных сосудов с широким горлом. Герцог, фыркая, словно лошадь, обеими руками хлопал себя по мокрому телу. Отлетавшие брызги, попадавшие на разгоряченную кожу барона, заставили вельможу брезгливо поморщиться.

— Ну как? — хохотал герцог. — Нравится в моей парной? Это тебе не у изнеженных аквилонцев! Ха-ха-ха! Жаль, ты не захотел погреться наверху! Но ничего, в следующий раз попробуешь, — пообещал он, вновь принимаясь хватать за груди и бедра своих прислужниц.

Девушки притворно повизгивали, но было видно, что игра эта им нравится. Гримасничая, они дразнили розовыми язычками своих товарок, приставленных к барону: подружкам, по их мнению, не так повезло сегодня, как им самим.

— Ну что, барон, пора и за стол? — предложил Бьергюльф, вставая наконец со скамьи. — Наверное, нас уже заждались в обеденном зале!

Они прошли в соседнюю комнату, где расторопные девицы вытерли их большими кусками шершавой ткани и умастили тело маслянистой жидкостью с приятным свежим запахом. Амальрик с удовольствием потянул носом, чувствуя, как его тело словно окуталось душистым пряным облаком.

— Приятный запах, верно? — вновь засмеялся довольный хозяин, перехватив его взгляд. — Видишь, мы не такие дикие, как думают о нас многие!

— Кто тебе это сказал? — поднял брови барон.

— А то я не знаю! — махнул рукой Бьергюльф. — Как только появишься во дворце в Бельверусе, так все эти придворные лизоблюды сразу начинают морщить нос. Подумаешь, получили воспитание в Аквилонии! Позвольте, проходите, покорно благодарю. — Он расшаркался, передразнивая манеры, принятые в королевском дворце. — Ерунда все это! Таких крепких и здоровых мужчин, как здесь на севере, там не найдешь, а в них вся мощь нашего королевства!

Вид голого волосатого герцога, разводящего руками в стороны и отвешивающего поклоны, словно придворная дама, рассмешил Амальрика, и он расхохотался вслед за хозяином.

— Да, ты, наверное, не так уж далек от истины, — согласился барон.

«Надо же, похоже, он не так глуп, как мне показалось, — подумал он. — Пожалуй, если привлечь герцога на свою сторону, будет несомненная польза».

Они оделись и, пройдя несколько каменных полутемных галерей, поднялись в большой зал, где толпа слуг и рабов суетилась, накрывая длинный стол, стоявший около помоста, покрытого старыми медвежьими шкурами.

— Садись, друг мой! — герцог жестом пригласил Амальрика опуститься на шкуры и сам развалился на помосте, подложив руку под голову. — Давай! — махнул он рукой дворецкому, склонившемуся в поклоне.

Трапезная замка находилась в основании трех сомкнутых башен и представляла собой высокий круглый зал с тремя овальными углублениями. В одном из этих альковов стояли стол и помост, на котором разместились Бьергюльф и барон, в углублении справа от них пылали бревна в огромном, высотой в три человеческих роста, камине, с первого взгляда напоминающем вход в пещеру. В алькове слева от стола на деревянном возвышении настраивали свои струны несколько музыкантов. Прямо перед сидящими была единственная дверь, ведущая в другие помещения замка. Дверь, впрочем как и все в этом зале, была гигантских размеров. Ее створки, вырезанные очень давно каким-то искусным резчиком из толстых дубовых досок, изображали сцены битв прошлых веков и вполне могли бы служить мостом через небольшую реку, настолько были мощными и широкими. Над дверями висел герб герцогства, изображавший пять подков на щите, обвитом двумя сосновыми ветками. На старонемедийском наречии слово «Хельсингер» и означало «пять подков». Говорили, что давным-давно на этом месте была деревня, где жил знаменитый на всю округу кузнец, давший своим ремеслом имя селению, а потом замку и всем окрестным землям. Герб, выполненный из бронзы и недавно начищенный, сверкал в пляшущем пламени факелов, оттеняя своим блеском мрачноватый цвет каменных серых стен. Потолок зала был настолько высоким, что свет едва достигал его свода, а поскольку факелы чадили, то его покрытая черной копотью поверхность со временем стала совершенно неразличима для глаз. Казалось, в зал, словно на дно гигантского колодца, просто заглядывает черное небо.