Кольцо Либмана - [15]

Шрифт
Интервал

Я медленно отпустил воротник ее пальто. В этот самый момент тетка начала истошно орать. Как свинья, когда ее режут острым ножом. Жестами она стала призывать на помощь уличных художников, двое из них тут же подлетели ко мне с кистями в руках. Я побежал. Что произошло? Я ведь видел ее, эту Соню? Я ведь не сумасшедший?

Сейчас я все это расскажу тому немцу. Может быть, он сможет мне помочь… Не исключено, что он подскажет мне, как найти дом, в котором у меня отняли Эвино обручальное кольцо.

Но когда я, весь в испарине, вернулся назад под крик охранника, который лаял на художников, преследовавших меня до самой двери кафе, немец уже исчез.

Его место за стойкой пустовало, словно его там никогда и не было.

9

Сегодня утром я пролежал около часа в ванне, но мое тело ничуть не согрелось. Я весь дрожал от холода. И тогда я решил испробовать способ, который применял мой отец, когда мы с ним ходили запускать в дюнах змея (но только не возле бункеров, потому что там до сих пор среди зарослей чертополоха и ежевики можно наступить на неразорвавшуюся гранату). Отец слюнявил во рту палец, потом осторожно дул на кончик и говорил: «ветер западный» либо «ветер восточный», я уже не помню точно, неважно. Итак я достал из воды руку, насухо обтер ее небольшим полотенчиком, сунул указательный палец в рот и потом вновь опустил его в ванну: вода была ледяная! Неудивительно, что я весь окоченел. Что они здесь в гостинице «Октябрьская» вытворяют с горячей водой? Я вылез из ванной, прошлепал, дрожа от холода, к телефону и набрал две семерки.

— Что это значит? — заорал я по-немецки (ладно, не стоит напоминать, это и так ясно). — Сегодня ночью девицы снова подняли меня с постели телефонным звонком. Я же говорил, что мне этого не надо!

— Простите, господин Либман, — заикаясь, пробормотала Ира в ответ. — Но сейчас кризис. Девочки просто звонят наудачу. Они такие хитрющие, мы здесь совершенно ни при чем.

— Меня это не касается! — свирепо прокричал я, а сам подумал: «Янтье, поосторожнее. Как же ты все-таки похож на своего отца. Тебе ведь она нравится? Зачем ты тогда так кричишь?»

— Как только я поворачиваю кран с красной кнопкой, — продолжал я несколько тише, — ванная сразу наполняется паром. Тут претензий нет. Но вода по-прежнему ледяная. Что это еще за надувательство?

— Я сейчас к вам зайду. Хорошо?

Через минуту в дверь постучали. Я не привык, чтобы женщины меня пугались, но Ира была напугана до смерти. Что я такого сделал? Халат ведь я надел? Ира показывала на мои руки, ноги и лицо.

— Что такое? — взвился я. — Что вы еще такое увидели?

— Вы весь красный как рак!

Качая головой, она скрылась в ванной комнате. Я услышал, как она пробормотала, что это не вода, а настоящий кипяток. Она вызвалась пригласить доктора. «Вам необходимо растирание. Да-да, вам надо срочно натереть кожу мазью». И с этими словами она исчезла, мой дежурный ангел. О, эти русские дамы, скользкие как ужи. Сотрудники «Петербургских сновидений» должны были меня об этом предупредить! Чуть позже в дверь снова постучали. В голове у меня началась мешанина. Это просто сумасшедший дом какой-то!

— К вам доктор… — послышался из коридора опереточный голосок, и дверь медленно отворилась.

На пороге стоял пожилой чудак с птичьей головой и маленькими круглыми очечками на носу. В руках он сжимал черную кожаную сумку, напоминающую гигантский кошелек. Но улыбка на его лице была вполне дружелюбная.

— Финкельштейн, — представился он, протягивая мне руку.

Мне пришлось снять банный халат и лечь навзничь на постель, чего я терпеть не могу, особенно в присутствии посторонних мужчин. Кровь стучала у меня в висках. Я слышал гул машин и грузовиков, которые тарахтели под окнами целый день, словно танки по дороге на фронт.

— Сколько времени, доктор? — спросил я у врача, который тоже отлично говорил по-немецки.

Я продолжал наблюдать за ним краешком глаза. Сквозь пушок, покрывавший его лиловатый череп, просвечивало несколько здоровенных прыщей.

— Расслабьтесь, — бормотал он себе под нос, роясь в своем врачебном чемоданчике.

Он извлек из него баночку с белым гуталином и принюхался. Через некоторое время восхитительный крем впитался в мои поры; чудесный бальзам на основе алое с ментолом, покалывая, разогревал мою кожу, словно хрустящий сухой лед.

— Ну-с, так, а теперь измерим температуру.

Он поставил мне под мышку градусник, а сам костяшками пальцев начал простукивать мою грудную клетку. Пальцы у него были твердые как камень. Звук при простукивании отдавал пустотой. Я спросил его, чем объяснить, что в этом городе все так хорошо говорят по-немецки. Врач смачно пожевал лиловыми губами и начал оживленно рассказывать:

— Мои предки поселились здесь двести лет назад; моего легендарного пращура, скрипача и изобретателя Клуга Финкельштейна, в свое время привезла из Бремена в Россию Екатерина Великая. Это замечательная история. Кстати, сударь, вы принимаете какие-нибудь лекарства?

Что за запах я вдруг учуял? Нет, это была не мазь. Как-как он сказал? Финкельштейн? Да это же девичья фамилия моей супруги — какое совпадение! Я наполовину приподнялся, при этом термометр выскользнул у меня из-под мышки и бесшумно упал на пол возле кровати.


Рекомендуем почитать
Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пепельные волосы твои, Суламифь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другое детство

ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.


Рассказы

В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.


Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.


Тристан-Аккорд

Модный роман популярного немецкого писателя. Знаменитый композитор нанимает скромного аспиранта литобработчиком собственных мемуаров… Игра самолюбий и сладострастия, барочная атмосфера, заставляющая вспомнить о лучших вещах Джона Фаулза, тонкая ирония и убийственный сарказм — все это превратило изысканный роман немецкого автора в один из европейских бестселлеров на рубеже тысячелетий. Пасквиль или памфлет? Вот о чем спорит немецкая и международная критика.


Метафизическое кабаре

Гретковска — одна из самых одаренных, читаемых и популярных польских писательниц. И, несомненно, слава ее носит оттенок скандальности. Ее творчество — «пощечина общественному вкусу», умышленная провокация читателя. Повествование представляет собой причудливую смесь бытописательства, мистики, философии, иронии, переходящей в цинизм, эротики, граничащей с порнографией… В нем стираются грани реального и ирреального.Прозу Гретковской можно воспринимать и как занимательные байки с «пустотой в скобках», и как философский трактат.