Кольцо графини Шереметевой - [11]

Увы! Так и случилось: дело меншиковское раскрутилось, и через три месяца, потеряв всех слуг, ценности и кавалерию, будет он выслан в край вечной мерзлоты, городок Берёзов... Минует ещё три года, и князь Иван Долгорукий — по иронии судьбы и истории — тоже окажется в Берёзове... мало того: спустя ещё несколько лет туда же попадёт Остерман, самый умный и деятельный противник Меншикова. А князь Иван будет слушать рассказы берёзовских старожилов про Александра Даниловича и удивляться.

Но до той поры ещё целых три года...

ЦАРСКИЙ СЕРЕБРЯНЫЙ РУБЛЬ

I

нуку Петра I — Петру II передались родовые черты деда. О развитии его, очень раннем, говорил генерал Брюс, который учил наследника артиллерийскому и фортификационному делу. Он вспомнил, как однажды дед дал своему внуку сложнейшие чертежи по строительному делу, велев объяснить их, и мальчик с усердием «о всём правильно ответствовал». Не забавляясь никакою игрою, он говорил, что должен «давать лучшее употребление своему времени».

Всякий день по утрам наследник командовал гвардейцами, маршировал, а затем шёл в учебный класс. Впрочем, в самом начале февраля 1728 года занятия были отменены, так как двор отправлялся в Москву. Предстояла торжественная коронация молодого императора.

...Завтра — в путь, а сегодня в одной из комнат художник-гравёр писал царский портрет для изготовления новой монеты по случаю коронации. Встречу с тщедушным человеком в длинном сюртуке устроил князь Долгорукий, и теперь государь играл с фаворитом в нарды, а художник суетился возле картона.

   — Ваше Величество, соблаговолите не двигаться... — умоляет он государя. Августейшее лицо продолговато, нос невелик, глаза миндалевидные, красивые, рот маленький, и во всём что-то ускользающее... На кого похож? Выпуклые глаза — от деда, длинное лицо — от отца, царевича Алексея, а скрытое, ускользающее выражение, должно, от бабушки Лопухиной... И выглядит много старше своих лет.

Время шло, художник спешил, а портрет никак не удавался. Пётр постоянно вставал, ходил, отворачивался. Художник наконец понял: писать надобно в профиль — и уже взял новый картон, но тут партия в нарды кончилась, и царь в нетерпении вскочил:

   — Довольно, старик!

Что оставалось? Убрать карандаши, картоны, уйти, но что он скажет вице-канцлеру? Монета царская надобна к коронации... Князь Долгорукий, однако, провожая гравёра к дверям, шепнул: «Не тужи, старик. Лови нас теперь в Москве, я устрою тебе ещё одну встречу».

II

И вот уже курьерские тройки мчатся к Тверской заставе.

Сверкает златоглавая Москва. Видны шлем Ивана Великого, Успенский собор, герб на Спасской башне, широкие, как ладони, кресты Благовещенского собора... А вокруг — сверкающая белизна, бриллиантовые россыпи мартовского снега. В небе особые знаки, признак вещего дня: солнечные лучи образуют серебристые кресты — солнце играет.

Толпы людей на обочинах дорог следуют за царской колесницей и не спускают глаз со стоящего в санях императора, любуются его драгоценными одеждами.

Тверская — Пречистенка — Девичье поле...

В Новодевичьем монастыре пребывает вдовствующая императрица, бабушка молодого государя — Евдокия Лопухина. Отсидев много лет в Суздале, потом в Шлиссельбурге, она наконец помилована, и теперь дни её влекутся за этими стенами. Царственный внук получил немало заверений от бабушки в том, что «от печали по нём она истинно умирает». «Неужто вправду?» — сомневался и любопытствовал он, и первый визит решил нанести именно ей. Увидать ту, которая спорила с самим Петром Великим, у которой в Суздале был, сказывали, полюбовник майор Глебов, за то посаженный Петром на кол, и будто кол тот прошёл его насквозь, до самой головы. Пётр содрогнулся, представив это... Нет, он, Пётр II, не станет столь жестоко обращаться со своими подданными...

Девичье поле — в пышных снегах. Разбиты шатры, палатки. Стоят лошади, запряжённые и в простые кошевы, небогатые, и в сани с меховыми, плюшевыми покрытиями.

Толпится народ во главе с высшей знатью, и среди них — Наталья Шереметева. В беличьей шубке, в серебристо-сером платке, с алым румянцем на щеках, она с замиранием глядит туда, откуда должен явиться государь. Ожидание затягивается, и вид Новодевичьего монастыря постепенно вызывает в ней память об иных, печальных временах, здесь жила Елена Ивановна Шереметева — жена сына Ивана IV. Грозный царь за то, что явилась она не в том наряде, ударил её, а сын его, муж Елены, вступился; тогда царь бросил в него жезл и убил. Была молва, что Елена Ивановна родила недоношенного ребёнка, и стал он потом одним из самозванцев в Смутное время, сама же она заточена в этот монастырь.

Новодевичий монастырь — место заточения и царевны Софьи, о которой ходили злые слухи. Будто подмешивала она юному Петру яды, и оттого у него стали припадки. Сколько знатных семейств предано монастырскому наказанию! Отчего так? — в подлости рождённые люди живут без забот, достигают высоких степеней, а благородным — то ссылка, то каторга, то монастырь? Верно говорят: близко к царю — близко к смерти... Оболенский, князь Хованский... И теперь ещё душа Хованского бродит меж монастырских стен, плачет и жалуется по ночам...