Колчаковщина - [89]
Лукин держался в нескольких шагах от Берты. Иногда подплывал ближе.
— Плывете, товарищ?
— Плыву.
Вдруг острой судорогой прокололо ноги. Будто в самое сердце просочилась ледяная волна. В глазах Берты метнулся страх.
— Товарищ!
Лукин в два взмаха очутился рядом.
— Держитесь за меня!
Через несколько минут были у берега.
Лукин снял со спины узелок с одеждой, протянул Берте свое верхнее платье.
— Одевайтесь!
Сам отвернулся и стал надевать нижнее белье на мокрое посиневшее тело.
Улыбчиво подал Берте руку.
— Ну, теперь ступайте, товарищ, а я себе одежду доставать пойду.
Поднялся выше к амбарам, осмотрелся кругом. Из-за угла амбара выглядывал человек в сером пиджаке. Лукин быстро направился к амбару. Человек юркнул за угол.
— Эй ты, стой!
В два прыжка нагнал человека, схватил за шиворот.
— Стой, тебе говорят! Скидай пиджак!
Человек взвизгнул.
— Не дам!
Взметнул рыжей козлиной бородкой, крепко ухватился за полы пиджака. Лукин с суровым любопытством посмотрел человеку в зеленоватые бегающие, глазки и тяжелым волосатым кулаком деловито ударил его по зубам.
— Раздевайся!
Человек выпустил полы пиджака, сел на землю и, молча сплевывая кровяную слюну, стал раздеваться.
Лукин напялил на себя немного тесную одежду и быстро зашагал в гору.
За окном светлеет. Ночная тьма тревожно жмется к углам комнаты, прячется, как побитая собака, под столом, под стульями.
Роман стал одеваться. Захотелось пройти на Волгу, переправиться на тот берег. Часто делал так прежде, когда мучили проклятые вопросы и когда хотелось побыть одному. Ложился на желтый песчаный берег лицом вверх, смотрел в голубое небо, — хорошо думалось.
На улице охватило утренней прохладой. Шли редкие прохожие. Спешили к базару желтолицые хозяйки, тарахтели ручные тележки.
Когда подходил к Дворянской, в Заречной слободке грохнул орудийный выстрел. Где-то совсем близко заколотил пулемет, затрещали частые ружейные выстрелы. К сердцу подкатила волна давно, не испытанного чувства, сжала в комочек тело, заставила задрожать колючим ознобом.
— Неужели пришли?
Бросился на выстрелы. Только это и знал, — надо скорее, может быть, будет нужен. От реки бежали растерзанные полураздетые люди, мокрые, грязные. Попадались голые.
Кинулся к полуголому человеку.
— Товарищ, в чем дело?
Бегущий остановился. Широко открытый рот с шумом выдыхал воздух. Как у загнанной лошади поводило бока.
Чуть повернул тяжелый пересохший язык:
— Чехи!
Роман побежал дальше.
По улице затенькали пули. Кое-где посыпались со звоном зеркальные стекла магазинов, запылило отваливающейся от стен штукатуркой, частым градом застучала по железным крышам картечь.
Из-под горки, от реки, выбежала кучка красноармейцев. Рассыпались по улице, прятались за каждой тумбой, водосточной трубой, за выступом стены. Отстреливались, вскакивали, быстро перебегали на другое место, опять прятались за выступы и тумбы и вновь стреляли, пока винтовка не падала из рук.
Роман прижался за выступом стены у железных решетчатых ворот. Мимо один за другим пробежали красноармейцы. В десятке шагов от Романа один споткнулся. Глухо звякнула винтовка. По серому асфальту поползло большое темно-красное пятно.
Красноармеец приподнялся на руках, тоскливыми глазами повел по пустой широкой улице.
— Братцы!
У Романа острой судорогой перехватило горло. Под тоскующим взглядом красноармейца заныло сердце. Вдруг стремительно выпрямился, в два мощных прыжка подскочил к истекающему кровью.
— Товарищ!
В сердце злобно впилась чешская пуля. Упал рядом. На губах в розовой пене застыло братское:
— Товарищ!
Красноармеец приподнял голову, потухающими глазами заглянул в незнакомое лицо и дрогнувшим голосом прошептал:
— Эх, товарищ!
Положил голову на грудь Роману и завыл длинной, тягучей нотой.
О чем? Себя ли жаль, такого молодого и здорового, или вот этого чужого, неизвестного человека, добровольно легшего рядом?
Юрасов с тремя десятками человек беглым шагом отступал к железнодорожному мосту. Когда перешли мост, мелькнула мысль:
«Взорвать бы!»
Стало жаль. Да и надеялись скоро вернуться.
От элеватора отступали к губкому. Улицы уныло пусты. Плотно закрыты окна, заперты ворота. Легкий ветер чуть ворошит пыль, нехотя гонит клочки бумажки.
В конце улицы показались чехи. Люди в злобной решимости задерживались, падали на мостовую и долго метились, чтобы бить наверняка.
Из ворот выглянул пожилой человек с давно небритым подбородком, быстро обежал улицу юркими глазами. В нескольких шагах от ворот, за толстой чугунной тумбой, присел на одно колено красноармеец. Спокойно вскидывал ружье, выбирал одну из зеленых фигур, похожих на большие болотные кочки, и спускал курок. Кочка оставалась лежать на месте.
Злобными шмелями впивались в чугунную тумбу пули, прыгали по каменному тротуару. Красноармеец снова и снова вскидывал ружье.
Человек с небритым подбородком выглянул опять. За дальним углом скрылся последний из перебегавших красноармейцев. Вдруг человек упал на живот и большой серой змеей пополз к чугунной тумбе. Неутолимой злобой вспыхивали маленькие черные глазки у человека, прыгали челюсти. В двух шагах от тумбы остановился, вытянул из кармана ржавый бульдожишко и в упор выстрелил красноармейцу в спину.
Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.
Главные герои романа – К. Маркс и Ф. Энгельс – появляются перед читателем в напряженные дни революции 1848 – 1849 годов. Мы видим великих революционеров на всем протяжении их жизни: за письменным столом и на баррикадах, в редакционных кабинетах, в беседах с друзьями и в идейных спорах с противниками, в заботах о текущем дне и в размышлениях о будущем человечества – и всегда они остаются людьми большой души, глубокого ума, ярких, своеобразных характеров, людьми мысли, принципа, чести.Публикации автора о Марксе и Энгельсе: – отдельные рассказы в периодической печати (с 1959); – «Ничего, кроме всей жизни» (1971, 1975); – «Его назовут генералом» (1978); – «Эоловы арфы» (1982, 1983, 1986); – «Я все еще влюблен» (1987).
«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге… Здесь и на улицах как в комнатах без форточек». Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» «… Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербург, я как-то все боялся его». Ф. М. Достоевский «Петербургские сновидения»Строительство Северной столицы началось на местах многочисленных языческих капищ и колдовских шведских местах. Именно это и послужило причиной того, что город стали считать проклятым. Плохой славой пользуется и Михайловский замок, где заговорщики убили Павла I.
Когда-то своим актерским талантом и красотой Вивьен покорила Голливуд. В лице очаровательного Джио Моретти она обрела любовь, после чего пара переехала в старинное родовое поместье. Сказка, о которой мечтает каждая женщина, стала явью. Но те дни канули в прошлое, блеск славы потускнел, а пламя любви угасло… Страшное событие, произошедшее в замке, разрушило счастье Вивьен. Теперь она живет в одиночестве в старинном особняке Барбароссы, храня его секреты. Но в жизни героини появляется молодая горничная Люси.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.
Эта книга о трудной жизни простых волжан до революции, об их самоотверженной борьбе за Советскую власть в годы гражданской войны.
В книгу включены лучшие, сказы писателя, созданные им на местном материале — в основном ивановском. Все они посвящены людям труда — мастерам-умельцам.
Роман «Чапаев» (1923) — одно из первых выдающийся произведений русской советской литературы. Писатель рисует героическую борьбу чапаевцев с Колчаком на Урале и в Поволжье, создает яркий образ прославленного комдива, храброго и беззаветно преданного делу революции.
Переиздание исторического романа. Нижегородец Кузьма Минин — инициатор сбора и один из руководителей народного ополчении 1611–1612 годов, освободившего Москву от польских интервентов.