Колчаковщина - [19]
Как-то, уж к концу уборки, зашёл на Чернораеву заимку дальний человек. Была у человека коричневая повязка на рукаве, такие же коричневые полосы были нашиты на штанах на манер казачьих лампас.
Человек спросил Чернорая. Чернорай вышел из-под навеса, осмотрел дальнего человека с ног до головы и изумленно спросил:
— Никак ты, парень, костинский?
— Костинский, — подтвердил дальний человек.
— Не Иван Каргополов?
— Он самый, дед Чернорай. С германского плену иду, да дай, думаю, зайду к старику Чернораю, поклон от Михайлы передам.
— От Михайлы?
У старика поплыла земля под ногами. Ухватился за стоявшую рядом телегу, перевел дух. Потом сорвался молоденьким мальчишкой с места и побежал к избе.
— Старуха, Настасья… идите-ка скорей, человек от Михайлы поклон принес… Да слышите вы там?
Из избы показалась старуха, за ней Настасья.
— Слышь-ка, костинский человек пришел, — продолжал кричать Чернорай, показывая на Ивана, — от Миньши поклон принес!
— Батюшки! — всплеснула руками старуха.
Бессильно опустилась на крыльцо грузным телом.
— Миньша, сыночек.
Чернорай подбежал к жене, схватил ее за плечо, затормошил.
— Слышь-ка, старая, че выть-то, жив Миньша-то, парень поклон от него привез! Иди-ка, сваргань чо ни есть закусить, поди-ка, голоден парень с дороги! Настасья, достань-ка медовушки! Да где Алексей? Алексей! Ах ты, господи!
Чернорай метался по двору, сам не зная, что ему надо. Увидал выходящего из сарая Петрухина, бросился к нему.
— Слышь-ка, Алексей, человек от Михайлы поклон привез, слышь, вместе были!
За столом солдат стал рассказывать.
— Военнопленный я, в германском плену был…
— Миньшу-то где видал? — перебила старуха.
— Погоди, старуха, не перебивай, пусть по порядку расскажет.
— С Михайлой мы уже в Москве встретились…
— Ну, как там? — в свою очередь перебил Чернорай.
— Там ничего, хорошо.
— Хм, хорошо?
— Хорошо, дед Чернорай. Как мы в бога, так они в коммуну свою, вроде религии она у них, или как церква, чтобы, значит, по-божьи жить, все вместе, одной семьей.
Задумался Чернорай.
— Можно ли так?
Гость поглядел на Алексея, — рассказал бы, мол, да не знаю, что за человек.
Старик с улыбкой махнул рукой.
— Рассказывай, свой человек, не иначе тоже большевик.
— Вот из-за того и кутерьма вся идет, что богатым ничего из своего отдавать не хочется. Помещикам землю жалко, фабрикантам заводы.
— Сыночек-то где, Миньша-то? — опять перебила старуха.
— Да, видишь ты, дело какое, — замялся Иван, — дошли мы с Михайлой до самой Самары…
— Вместе шли? — перебил Чернорай.
— Из самой Москвы вместе. Ну, а в Самаре и случись история эта самая… одним словом, пристали мы с Михайлой к большевикам.
Иван вынул из кармана аккуратно сложенную серую тряпочку, высморкался, опять также аккуратно сложил тряпочку и спрятал ее в карман.
— Ну, попали мы с Михайлой к чехам в плен, посадили нас в тюрьму, ну, потом, значит… Да вы не шибко пугайтесь, — сказал вдруг Иван и замолчал.
У Чернорая перехватило сразу голос.
— Ну, ну, рассказывай.
— Да ведь что ж, кланяйся, говорит, если жив останешься… скажи, говорит, что приказал долго жить.
Старуха уронила из рук блюдечко.
— Батюшки, сыночек!..
Под Чернораем закачался прочно сколоченный самодельный стул, тело поползло вниз. Побледневшая Настасья крепко закусила губы. Иван смущенно оглядел всех, почесал для чего-то в затылке и как-то неловко сказал:
— Одним словом, расстреляли Михайлу.
Чернорай с трудом поднялся со стула и, медленно переступая свинцовыми ногами, пошел из избы. Петрухин вышел вслед за стариком. Чернорай остановился посреди двора, внимательным взглядом осмотрел все вокруг, откатил под навес стоявшую среди двора телегу, остановился возле жатки, в тяжелом раздумье опустил голову. Алексей подошел к Чернораю, положил ему на плечо руку и задушевно сказал:
— Ты, дед, не тужи шибко-то…
У Чернорая задрожал стриженный под гребенку подбородок. Проглотил старик подкатившийся к горлу жесткий комочек, для чего-то постучал большим черным ногтем по сиденью жатки и, медленно качая головой, сказал тихо:
— Эх, Миньша, Миньша, вот тебе и поспел к уборке!
Через пару дней Петрухин стал собираться в город. Чернорай выбрал время, когда остался наедине с Петрухиным, и, скосив хмурые глаза в сторону, неуверенно сказал:
— Ты бы, Алексей, не бросал меня, как без тебя управимся! Свозить свозим, а молотить?
— Я, дед, дня на три только, мне надо в город по делу. А за меня Иван побудет, завтра обещался прийти.
— А как с документом? — заботливо спросил старик.
— Иван свой дал, а в городе, может, достану.
— Ну смотри, осторожней.
У Чернорая потеплело в голосе. Тянет старика к Алексею, — одной веры с Михайлой, большевицкой. Незнаемая ему, Чернораю, вера, да сгиб за нее Михайла, крепко будет держаться и он, Чернорай.
— Слышь-ка, Алексей, можно мне вашей веры держаться?
— Можно, дед, всем можно.
— Ну, так вот, ежели что… одним словом, делай, как знаешь, у меня крепко будет, народу чужого здесь нет…
Старик хотел сказать еще что-то, да только махнул рукой и медленно пошел в избу. Да, отняли сына Михайлу, надежду единственную; вот, может, этот, чужой, отомстит за него. На крылечке Чернорай обернулся.
Книга «Детские годы в Тифлисе» принадлежит писателю Люси Аргутинской, дочери выдающегося общественного деятеля, князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого, народовольца и социолога. Его дочь княжна Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (литературное имя Люся Аргутинская) родилась в Тифлисе в 1898 году. Красавица-княжна Елизавета (Люся Аргутинская) наследовала героику надличного военного долга. Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Эта книга о трудной жизни простых волжан до революции, об их самоотверженной борьбе за Советскую власть в годы гражданской войны.
В книгу включены лучшие, сказы писателя, созданные им на местном материале — в основном ивановском. Все они посвящены людям труда — мастерам-умельцам.
Роман «Чапаев» (1923) — одно из первых выдающийся произведений русской советской литературы. Писатель рисует героическую борьбу чапаевцев с Колчаком на Урале и в Поволжье, создает яркий образ прославленного комдива, храброго и беззаветно преданного делу революции.
Переиздание исторического романа. Нижегородец Кузьма Минин — инициатор сбора и один из руководителей народного ополчении 1611–1612 годов, освободившего Москву от польских интервентов.