Колчаковщина - [17]

«Эге-ге, — подумал Чернорай, обсасывая медовые усы, — вот откуда Алексей появился, не иначе большевик».

Хотел было рассказать свату про нового работника, да раздумал. Еще сболтнет где-нибудь, кабы худа не было. Может, большевик Алексей, да кто их там разберет, кто прав, кто виноват. Может, и Михайла где в большевиках состоит. А может, и сгиб где Михайла, вишь, завируха какая идет, ни за что сгинешь.

Чернорай вздохнул.

— В волость хочу заехать, нет ли писем от Михайлы.

Письма от Михайлы не было. Из волости заехал в кузницу, шину сварить. Заметил у кузнеца нового работника, хотел спросить — чей, да откуда — и промолчал.

«Помолчу лучше, — подумал Чернорай, — не мое дело».

Приехал Чернорай домой, стал рассказывать:

— Опять в городе новая власть. Большевиков прогнали.

А сам на Алексея пытающим глазом, — не покажет ли чего Алексей.

— Прогнали? — спокойно спрашивает Петрухин.

Чернорай чуть усмехается, думает про Алексея:

«Хитер, однако. Ну, да знаю теперь, какой ты беженец».

А сам опять глазом на Алексея.

— Слышь-ка, парень, у кузнеца новый работник появился, золото, а не работник, горит все в руках, в минуту шину сварил. Видать, в ученье хорошем был.

Петрухин молчал.

— Зря народ много толкует, — продолжал Чернорай, — слышь, опять все старое начальство будет. В городе офицера да генералы появились. Не иначе, парень, брешут.

— Должно быть, брешут, — спокойно сказал Петрухин.

Чернорай подошел к окну, посмотрел на расстилающееся перед заимкой пшеничное море и вдруг, повернувшись к Алексею, заботливо сказал:

— Документ бы тебе, Алексей, хороший достать.

Петрухин внимательно глянул на старика.

— Да, дед, документ бы хорошо.

Снаружи Алексей спокоен, а самого так и подмывает, — что за человек у кузнеца? Должно быть, так же, как и он — Алексей, скрылся при перевороте из города. Хорошо бы съездить посмотреть нового Кузнецова работника…

После обеда Алексей осматривал во дворе жатку. Чернорай стоял возле. Петрухин покрутил головой.

— Не выдержит, дед, жатка, видишь, с трещиной нож… а вот и еще трещина… Надо бы сварить съездить, а то подведет нас машина в самую уборку.

Чернорай усмехнулся. Чует — большевик Алексей, думать больше нечего, ишь, потянуло, не товарищ ли, мол, какой у кузнеца. Не хотелось Чернораю пускать Алексея в волость, — кабы чего не вышло, — да все равно не удержишь.

— Что ж, съезди, оно лучше, когда загодя все припасено. Завтра с Настасьей и съездишь, а то сват наказывал, давно, мол, Настасья не была, пусть приедет.

Утром Алексей с Настасьей поехали. Сидели в бричке тесно друг к другу, плечо в плечо. От полей, отягченных спелыми хлебами, тянуло сладковатым духом, звенели жаворонки в небе. У Настасьи кружилась голова от близости Алексея. Когда Алексей протягивал руку, чтобы взять кнут, и дотрагивался нечаянно до Настасьиной ноги, у Настасьи вдруг загорались щеки, колотилось сердце в давно необласканной груди. Взял бы Алексей ее на руки, унес бы в высокую, душистую пшеницу, бросил бы на горячую землю… Настасья надвигала на глаза платок, отвертывала от Петрухина пылающее лицо. Перед селом вдруг забеспокоилась.

— Ох, Алексей, не подождать ли тебе здесь, кабы чего не вышло.

Алексей внимательно посмотрел в озабоченное лицо Настасьи, понял Настасьину боязнь.

— Ну что ж, пожалуй, я здесь побуду, заедешь потом.

Кузница стояла на самом краю села, у поскотины. Настасья остановилась у кузницы.

— Ну, вот тебе и кузня.

Алексей спрыгнул с брички и пошел в кузницу. У наковальни работал худощавый, среднего роста человек. Задержался на миг, хмуро глянул на Петрухина острыми серыми глазами и вновь заработал молотком. У мехов возился хозяин.

— Здравствуйте, — сказал Алексей, — мне бы вот ножи сварить.

Хозяин подошел к Алексею, повертел ножи в руках и кивнул на человека у наковальни.

— Вон как Василий! Сварим, Василий?

Василий мельком взглянул на Петрухина, на ножи и сказал:

— Сварим.

Хозяин пригляделся к Алексею.

— Ты чей? Будто наших таких нет.

— С заимки я.

— С чьей заимки?

— С Чернораевой.

— Ну как, не пришел у него Михайла со службы? Все ждет старик?

— Нет, не пришел.

— Теперь и не придет, — уверенно сказал хозяин, — ишь, дела какие пошли, язви их в бок, не успевают власти меняться, седни одна, завтра другая.

Хозяину, видно, хотелось поговорить с новым человеком.

— И чего делят, какая в ней, в этой власти, сласть.

Алексей решил попытать Василия, не поддастся ли.

— Да и не плохо поругать большевиков, в случае чего пойдет про него, Алексея, слух, что он большевиков не любит.

— Теперь все хорошо будет, образованные люди власть взяли, у них все, как по маслу, пойдет.

А сам на кузнеца глазом, — ну-ка, что скажешь? Чуть дрогнули брови у Василия, крепче сжались губы, да быстрее заходил молоток в руках. Золотым снопом брызнули во все стороны огненные искры из-под молотка.

— Ученые люди оно, конечно, — неопределенно сказал хозяин.

— Порядок будет, — уверенно продолжал Петру хин, — а то понаставили вахлаков неотесанных у власти, нате, мол, правьте, а они ни тпру ни ну. Какие управители, — аз-буки-аз не знают. Только разорили все, позапутали, теперь распутывать за ними надо.

Василий молчал и все быстрее и быстрее вертел молоток в руках. В сердитых ударах молотка чувствовал Алексей злобу Васильеву. Как ни в чем не бывало подошел к кузнецу ближе.