Кольца детей Ауле - [35]

Он всыпал часть порошка в оскаленную пасть обтянутого кожей скелета, сыпанул в ноздри, глазницы, уши и произнес над трупом заклинание подъема. Когда останки зашевелились и начали подниматься на ноги, он с нетерпением рванул узду и вскочил на костлявую спину, потому что не так давно Келебримбер был совсем рядом. Если бы не деревья, его можно было бы видеть на горизонте, но теперь задержка позволила мастеру удалиться от преследователя, и Саурон был в бешенстве от этого.

Мертвое тело скакуна было неповоротливее живого, и расстояние между двумя всадниками почти перестало сокращаться. Но Саурон продолжал погоню, потому что ветроногий Лалачаэ, равный разве что самому Нахару, скакуну Оромэ-Охотника, был живым. И он должен был обессилеть.

То же самое сознавал и Келебримбер. Пригнувшись над гривой коня, мастер не смел понукать его, чтобы выиграть еще несколько фарлонгов отрыва. Он чувствовал кровью, что тот давно уже сжег себя, и только тихо удивлялся – откуда, из каких запасов черпает силы его скакун. Почему все еще смеются его копыта, почему они все еще бросают вызов настигающей его смерти, когда по любым понятиям о силах эльфийских скакунов он давно уже должен был лежать бездыханным? Но звонкие копыта Лалачаэ по-прежнему несли его тело вперед, они по-прежнему упирались, били в безвинную землю, сохраняя последние крохи пространства между ним и невидимым всадником, сидящим на черной спине скелета. И когда наконец на горизонте показались рыжие вершины осенней ост-ин-эдильской дубравы, у мастера появилась надежда.

Наземный Ост-ин-Эдил находился к северу от дубравы, а с юга от нее на две лиги простиралась равнина, расчищенная во времена нападения южных орков. Поэтому эльфийская охрана, которую ставили на южной опушке скорее по традиции, чем по надобности, заметила одинокого всадника, едва он выехал из леса. Пока они вглядывались в него и узнавали в нем мастера Келебримбера, следом за ним вымахнул конский скелет, обтянутый клочьями черной шкуры, от которого так и веяло дурным колдовством.

Келебримбер мчался к дубраве, скелет гнался за ним. Эльфийские стражники следили за ними с деревьев, держа наготове бесполезные луки – что они могли сделать с тем, кто уже мертв? Старший из них вдруг заметил, что поводья скелета держат чьи-то невидимые руки, и перешел на истинное зрение, увидев наконец второго всадника.

– Не впускайте его! – прохрипел Келебримбер издали, увидев охрану.

Конь внес мастера под кроны дубов, направляясь к жилищу правителя. Преследующий его скелет домчался до зоны охранных заклинаний – и черное волшебство рассеялось в ауре тонкой эльфийской магии. Безжизненные останки Морлаймэ рухнули на землю, а над головой Саурона предупреждающе свистнула стрела. Майар понял, что проиграл гонку, и поспешил убраться подальше, пока здесь не разобрались, что к чему, и не попытались захватить его.

Лалачаэ остановился у дуба, где жил правитель, и вдруг зашатался под всадником. Мастер едва успел соскочить на землю, как его скакун замертво свалился у подножия ствола. Жизнь мгновенно оставила измученное гонкой тело коня, не нашедшее сил даже на агонию.

Как бы ни предвидел Келебримбер это горестное мгновение, оно отозвалось в нем неожиданно-резкой болью. И как бы он ни спешил к Теркеннеру – он остановился, чтобы проститься со своим верным скакуном.

«Прощай, Лалачаэ, – думал он, глядя в мертвые глаза своего коня. – Ты – первая жертва черного замысла, а сколько их еще предстоит впереди! Прощай, мой добрый друг – и прости меня. Ты должен понять меня, ведь я такой же, как ты. Я бессмертен – и я уязвим. Рано или поздно наступит день, когда и я вот так же упаду на полном скаку, выполняя свой нравственный долг. И тогда мы встретимся в чертогах Мандоса, мой добрый Лалачаэ – две честные тени, так и не позволившие себе ни мгновения передышки. Мы посмотрим друг другу в глаза – и снова будем вместе.»

Не обращая внимания на сбегающихся эльфов, Келебримбер помчался вверх по винтовой лестнице и даже не заметил, как оказался наверху. Это усилие было слишком ничтожно по сравнению с напряжением, в котором он пребывал во время скачки. Теркеннер был у себя на веранде, где проводил послеобеденное время в обществе старца, в котором мастер узнал Серого Странника.

Они были заняты беседой, но увидев вбежавшего мастера, разом замолчали и уставились на него. Келебримбер остановился перед Теркеннером, торопясь высказать все, что так боялся не довезти сюда.

– Теркен, нас предали… этот майар Саурон, – сбивчиво заговорил он. – Нужно уничтожить кольца, или все погибло! Где они, Теркен? Я должен сейчас же уничтожить их!

И Теркеннер, и его гость ошеломленно разглядывали Келебримбера, осунувшегося и бледного от волнения и усталости. Мастер, определенно, был не в себе.

– Почему ты сидишь, Теркен?! – спросил он таким тоном, словно тот спокойно смотрел на горящего в огне ребенка. – Скорее неси сюда кольца!

– Феанарэ, что с тобой? – потрясенно спросил правитель. – Ты хотя бы объясни нам с Олорином, почему такая горячка? В чем дело?

– Успокойся, Келебримбер, – сказал вслед за ним маг. – Ничего не нужно делать впопыхах – что бы ни случилось, у нас найдется немного времени для обсуждения.