Коко Шанель - [73]

* * *

В октябрьском номере за 1926 год американский журнал «Вог» опубликовал изображение нового платья от Шанель, которое начали продавать в нью-йоркском универмаге «Saks». Платье отличается от того, каким мы его привыкли видеть сегодня: длина ниже колена (Габриэль не любила открывать колени, считая их не самой выгодной частью тела женщины), длинные рукава, горловина под шею, верхняя часть чуть нависает над нижней, не подчеркивая талию, по моде тех лет, ткань — крепдешин. Украшением платью служили диагональные линии. Сверху они образовывали букву V, от пояса расходясь вниз зеркальным отражением верхней части так, что в итоге получался «икс». Подпись к изображению гласила: «Форд от Шанель — платье, которое будет носить весь мир — это модель „817“ из черного крепдешина. Лиф слегка нависает спереди и с боков, а сзади имеет плотно прилегающий большой воротник, похожий на матросский. Особенный шик ему придают тонкие складки, пересекающиеся спереди». Конечно, позже ЛБД (Little Black Dress), как его тут же прозвали любящие сокращать все и вся американцы, модифицировалось, но в основе сохранялись простота линий и строгий черный цвет. Сама Шанель часто позировала фотографам в платьях подобного фасона, украшая их лишь длинными нитками жемчуга и придуманными ею совместно с герцогом Фулько ди Вердурой жесткими, крупными браслетами-манжетами.

В черное тогда одевались многие женщины в знак траура по погибшим в Первую мировую мужьям и сыновьям. Последовавшая в тридцатых депрессия также влияла на моду самым непосредственным образом, и простое черное платье помогало выглядеть достойно женщинам любого достатка: стоило надеть украшения, как оно превращалось из повседневного в выходное. Надо отметить, что черный цвет в одежде всегда был многолик. «Все началось с художников 1910-х годов, постепенно вернувших черному и белому полноправный хроматический статус, которым они обладали до позднего Средневековья. Примеру художников последовали ученые; одни лишь физики долгое время отказывались признать за черным статус цвета. Наконец новые взгляды распространились и в широкой публике, так что сейчас у нас уже нет оснований для того, чтобы в социальных кодах и в повседневной жизни противопоставлять цветной мир черно-белому. Лишь в отдельных областях, таких как фотография, кино, пресса и книгоиздание, эта оппозиция еще сохраняет смысл»[36].

Сам Леонардо да Винчи утверждал в конце XV века, что черный — это, по сути, не цвет. Интересно и другое: для Средневековья это было самое шокирующее сочетание цветов, какое только можно себе представить: его использовали для того, чтобы отметить людей, представлявших общественную опасность, преступников или одержимых дьяволом. Народный костюм, в отличие от одежды аристократа, представителя высшего общества, также обычно отличался более ярким цветом и более разнообразным рисунком на ткани. Эту одежду часто пренебрежительно называли «аляповатой», «безвкусной». В ХХ веке черный перестал считаться зловещим, дьявольским цветом, хотя в лексике остались отзвуки былых времен — «черные мысли», «черный рынок», «очернить человека» и т. д.

Коко Шанель сумела воспользоваться смещением акцентов, когда негативный оттенок у черного звучал в словах, а в одежде более не имел коннотации — не был ни плохим, ни хорошим (это подтверждают и опросы: среди шести основных цветов — синий, зеленый, красный, черный, белый, желтый, и не самый любимый — это, как мы видим, синий, и не самый нелюбимый — это желтый). Она его сделала модным, и ЛБД не утрачивает завоеванных в двадцатых годах прошлого столетия позиций, периодически даже набирая обороты. Ярким примером служит фильм «Завтрак у Тиффани» (1961), когда платье главной героини вызвало новый всплеск интереса к ЛБД.

* * *

В 1927 году Габриэль решила изменить декор своего ателье в Париже. Доселе оно практически ничем не отличалось от своих собратьев, но Шанель не была бы Шанель, если бы не поменяла не только моду, но и место ее создания и демонстрации. В итоге не осталось ни одного человека, которого не впечатлил бы новый интерьер. Она создала роскошный авангардистский «футляр» для своих коллекций на втором этаже дома 31 по улице Камбон — салон со стенами, целиком обшитыми зеркалами, бесконечными зеркалами, которые повторяли отражения ее собственной фигуры и фигур манекенщиц. Она также придумала перекрыть зеркалами, отражающими и беспрерывно множащими картину, лестницу — своего рода позвоночник всего здания, начиная с бутика в бельэтаже. Так она могла, оставаясь незамеченной, наблюдать в зеркалах то, что происходит, видеть манекенщиц, выражение лиц посетителей, клиентов и журналистов. Сами дефиле Габриэль проводила, в отличие от коллег, без музыкального сопровождения, без декораций, а платья просто нумеровала.

В том же году развелись близкие друзья Габриэль — Мися и Хосе Мария Серт. Случилось это не вдруг: уже в 1925 году Серт познакомился с Русудан (Изабель) Мдивани, прекрасной грузинкой девятнадцати лет. Знакомые называли ее Руся. История семьи Мдивани в эмиграции весьма примечательна. Братьев Руси называли «женящиеся Мдивани», так как они постоянно женились на богатых женщинах, разводились с ними, находили новых богачек и снова женились. Называли они себя «князьями», хотя таковыми не являлись. Титул семье принес младший сын Алекс. Оказавшись в эмиграции, он просто попросил о соответствующей справке премьера независимой Грузии Ноя Жордания, который тоже эмигрировал в Париж. Тот отказал. Зато не отказал помощник президента. Отец новоявленных князей часто шутил, что, вопреки обычаю, получил титул от детей. Сыновья представлялись американкам принцами — «Prince», что обозначает и принца, и князя. Женщины были в восторге.