Коко Шанель - [30]
Сложно поверить вышеприведенным словам. Коко жила за счет Бальзана, пусть и не пуская деньги на ветер, поэтому амазонку могла купить за его счет. Нет, дело было именно в ее желании выделиться. Еще в Виши, когда она шила себе платья для выступлений, она пыталась применять умения, приобретенные в Обазине и Мулене. Кроме того, у нее была фантазия, способность из ничего сделать эффектную вещицу. В итоге она заказала у портного для себя брюки, повторив «подвиг» королевы Екатерины. Позже Коко Шанель, став знаменитой, продолжала переписываться с портным, вплоть до его смерти. Ее выбор пал на человека, шившего для военных. Он умел шить брюки, его шокировало лишь то, что мерки придется снимать с женщины.
«Габриэль отправилась к неизвестному портному в Круа-Сент-Уэне. Мимо его дома проезжали дилижансы, направлявшиеся на пикники. Мода на них, придя из Англии, распространилась в кругах, которые были англофобами в политике и англоманами в привычках. Кто-то собирался травить оленя со сворами маркиза де л’Эгля или просто последить за охотой издали: собачьими упряжками лихо управляли молодые люди в полной экипировке — серо-голубые сюртуки, жилеты, пелерины, красные бархатные обшлага, белые штаны, сапоги. Чередой следовали гвардейцы, отправлявшиеся „поднимать дичь“; брички, битком набитые детьми в сопровождении французских гувернанток, английских нянь, немецких бонн; повозки и кабриолеты с младенцами и итальянскими кормилицами в чепчиках с лентами. Это был непрекращающийся поток прекрасных экипажей, запряженных выхоленными лошадьми. Изредка попадались также электрические коляски и даже автомобили — последним криком моды была марка „роше-шнейдер“, — но они еще так напоминали конные экипажи высотой, формой, занавесками, угловыми фонарями, похожими на дилижансные, что можно было ошибиться. Рев, вырывавшийся из огромного рожка, заставлял лошадей вставать на дыбы, а прохожих — шарахаться. Шоферы, бывшие кучера, пока все еще носили широкие бакенбарды. Выездные лакеи, взятые на пикник, взгромоздившись сзади, держались по обыкновению очень прямо, скрестив руки на груди»[17].
Мир менялся, и Габриэль начала отлично в него вписываться. Она надевала на занятия верховой ездой брюки, сшитые по ее меркам и сидевшие на ней как влитые, рубашку Этьена, перешитую ею самостоятельно, галстук и шляпу с широкими полями, но без единого украшения или аксессуара, на которые были столь богаты шляпы других дам. Габриэль выбрала верную стратегию, и Этьен теперь проводил с ней много времени: он учил ее (а учить верховой езде ему очень нравилось), они вместе выезжали на скачки, обсуждали лошадей и все с ними связанное. Его первую реакцию на одежду Коко внучка Этьена описывает так: «Однажды она взяла дедушкин костюм, его сорочку и галстук и переделала под себя. Увидев, что у его любимой сорочки срезаны рукава, он пришел в ужас и едва не рассердился. Он сам мне описывал эту сцену. Он также говорил, что благодаря своему темпераменту Коко выделывала все, что вздумается, принимала решения, ни с кем не советуясь, и безапелляционно критиковала наряды других женщин».
Характер помог Коко преуспеть и в конном спорте, она быстро делала успехи. Забыв про поздний подъем, Габриэль вставала рано в любую погоду вместе со всеми наездниками и отправлялась на занятия. Она внимательно слушала объяснения Этьена и разговоры его друзей. Вскоре Коко стала прекрасно не только ездить верхом, но и разбираться в породах лошадей, в уровне подготовки жокеев, запомнила даты скачек и названия ипподромов. Ее начали брать с собой: в Компьен, Шантильи, Лонгшан, Сен-Клу и даже в Ниццу, Довиль, Париж. По большому счету, ее положение не изменилось. Как и раньше, она сидела отдельно от основной компании мужчин во время обедов и ужинов, разделяя стол с их подругами, она сидела отдельно во время скачек. С ней стало интересно, но с кем она могла познакомиться? Ее представляли не аристократам-коннозаводчикам, не «великим мира сего» и президентам различных компаний, не руководителям конного спорта на ипподромах Довиля или Лонгшана, а, если судить по фотографиям, очень узкому другу друзей, положение которых было подчас сомнительно. Ибо к приятелям Этьенна очень быстро присоединялись молодые женщины довольно низкого пошиба, их тогдашние любовницы.
Одним из преимуществ гостеприимства Бальзана было отсутствие всякого снобизма. Поэтому веселую «шайку» наездников привлекали не только удовольствие от встреч с Этьеном, не только роскошь его дома, но и редкая возможность выставить напоказ свою связь. Но незаметно менялась сама Габриэль. Для женщины, не выезжавшей дальше окрестностей Обазина и Мулена, открылся мир больших модных городов, где всё было иначе. Впрочем, видела Коко и другую сторону: те, кто раньше вызывал восхищение, теряли свой лоск и блеск. Она хотела стать певицей кафешантана, танцовщицей — теперь эта карьера казалась ей совсем непривлекательной. Дамы полусвета одевались куда вычурнее «дам света», а ведь манера одеваться последних тоже вызывала неоднозначную оценку.
В начале ХХ века всех охватила своеобразная «лихорадка повторения», безумная любовь к реминисценциям, использование старых элементов одежды, но в новых комбинациях. Сначала подражали Людовику XIV (вспомним Мод с ее жабо и мушкетерскими шляпами), потом в моду вошли тафта по будням и праздникам, пастушьи шляпы и цветочные мотивы, бывшие в чести при дворе Людовика XV. Это увлечение затронуло всё, не только одежду: искусство, предметы обстановки, светские мероприятия. Во время импровизированных пикников представители высшего света пировали под деревьями в шляпах а-ля Помпадур, с напудренными волосами. Не устояла даже знаменитая Сара Бернар. Она поставила самую скверную пьесу своего репертуара, лишь бы иметь удовольствие сыграть роль Марии Антуанетты в ничтожном творении Лаведана и Ленотра «Варенн». Длинные юбки, громоздкие шляпы, узкие туфли, высокие каблуки — всё, что мешало ходить и вызывало необходимость помогать женщинам передвигаться, успокаивало мужей, ибо в подобных туалетах они видели знак женской покорности. Раз их супруги по-прежнему не могли обходиться без них, значит, жизнь на вольном воздухе не подвергала их власть опасности. При любых обстоятельствах женщины были обязаны одеваться и вести себя так, словно были хрупким, драгоценным, требующим заботы и защиты предметом.
