Коинсидентология: краткий трактат о методе - [8]

С одной стороны, вопрос о синтетическом представляет собой наиболее радикальную попытку сделать объектом знания чистое удерживание-вместе­-разделенного как таковое, не сводя его к вопросу о том или ином типе удерживания. «Понятие, которое Кант выставил в своем учении об априорных синтетических суждениях, - понятие о различенном, которое также нераздельно, о тождественном, которое в самом себе есть нераздельное различие, принадлежит великому и бессмертному в его философии»[12]. Сутью проблемы синтетического (на которую Кант указывает как на главный вопрос критической философии, да и на главный - и до сих пор упускавшийся - вопрос философии как таковой) является прояснение того, каким образом субъект и предикат, не будучи фундированными ни в единстве опыта (как в апостериорных синтетических суждениях), ни в единстве понятия (как в априорных аналитических), и вообще принципиально не будучи сводимыми к какому бы то ни было предшествующему единству, то есть оставаясь принципиально разделенными, тем не менее оказываются связанными именно в этой своей бессвязности и без нанесения ей ущерба - удержанными вместе именно как разделенные. Радикальность кантовского предприятия не в последнюю очередь состоит именно в настаивании на реальности такого рода связи, лежащей в основании математического и физического познания, да и всего опыта в целом, и отказа свести ее к той или иной иллюзорной «кажимости» (как это делает, в конечном итоге, Юм).

Однако, с другой стороны, этот вопрос, едва будучи поставлен, подвергается двойной редукции или двойному сужению, и если первое из них является объектом атак практически всей пост-кантовской философии начиная с Гегеля, то второе в тени этих атак продолжает оставаться непоколебленным и незатронутым (в целом, это верно относительно замыкания всякой ситуации: оно всегда осуществляется путем двойного приравнивания А=В=С; и в то время как отождествление В и С становится объектом многочисленных ревизионистских и скептических атак, единство А и В продолжает оставаться незатронутым, само собой разумеющимся и не подвергаемым сомнению; более того, бурная деятельность по постановке под сомнение идентичности С и В и нахождение разного рода D Е F и G, которым - а вовсе не С - идентично В, является буфером и дымовой завесой, выгодной силам, господствующим в этой ситуации и активно ими поддерживаемой). С одной стороны, вопрос о синтетическом ставится Кантом как вопрос о суждениях - то есть размещается в поле эпистемологии и логики. Однако эта территориализация (которая, как уже было сказано, является излюбленной мишенью критиков «Критики», пытающихся освободить ее от ее собственной внутренней запутанности и от той преграды, которую она ставит на пути собственного движения, начиная с Гегеля и немецких идеалистов) является лишь вторичной и завершающей по отношению к решающей: отождествлению вопроса о синтетическом и вопроса о трансцендентном или априороном - то есть вопроса о данности неданного.

Синтетические суждения априори возможны, так как в опыте присутствует нечто, не имеющее своего истока в опыте, но тем не менее детерминирующее его; это промежуточное, надстраивающееся-над, постоянно упускается метафизикой, которая, подобно «легкокрылому голубю», постоянно проскакивает сферу не слишком близкого, но и не слишком далекого. Основной задачей критической философии становится выявление особых условий существования этой промежуточной области данного и одновременно неданного, данного именно в своей неданности: и именно к вопросу об условиях данности неданного как такового оказывается редуцирован вопрос о синтетическом как таковом.

Голубь поглощает все: вопрос об удерживании-вместе-разделенного снова оказывается отождествленным с вопросом о специфическом модусе удерживания - а именно, удерживания наличествующего и отсутствующего. Именно это отождествление является подлинным первозокмыкающим всей пост-кантовской философии: два вопроса оказываются полностью идентифицированны и отсутствуют какие бы то ни было концептуальные резервы для их различения. Вместо того, чтобы заниматься вопросом о том, как возможно синтетическое, философия занимается созданием машин равновесия, призванных обеспечить условия для того, чтобы неданное было дано - но дано именно как неданное, - однако чтобы при этом эта неданность не была также и трансцендентной «внемирностью» (поскольку тогда неданное будет дано не как неданное, но как данное в некотором «где-то там еще»), чтобы дан был именно сам факт неданности и ускользания. С поражающей воображение маниакальностью вся пост-кантовская философия повторяет одно и то же движение: заявить вопрос о синтетическом, об удерживании-вместе­разделенного как свой главный вопрос - и тут же, тем же самым жестом, не давая себе об этом никакого отчета, подменить этот вопрос о данности неданного.

Стоит лишь только обратить внимание на то, что вопрос об удерживании-вместе­-разделенного и вопрос о трансцендентальном являются двумя совершенно разными вопросами - и маниакальная навязчивость повторения отождествляющего жеста становится в самом деле удивительной. История этого смыкания еще должна быть написана; здесь же мы удовлетворимся тем, что коротко укажем на его крайние точки.