Коинсидентология: краткий трактат о методе - [11]

Дополнение. Удерживание-вместе-разделенного, или синтетическое, возможно как удерживание вместе минимального проникновения и максимального прилегания: таков ответ, который материалистическая диалектика совпадений дает на кантовский вопрос. Полное прояснение лежащих в основании этого ответа принципов не входит здесь в наши задачи; для наших целей будет достаточно заметить следующее:

1. Двойственность минимального проникновения и максимального прилегания как возможных форм удерживания-вместе - это тот предельный факт, то ультимативное внешнее, которое детерминирует как нашу мысль, так и нашу практику (которые сами являются модусами удерживания-вместе-разделенного); материалистический характер коинсидентальной философии определяется прежде всего тем, что она дает отчет об этом внешнем как таковом, без каких бы то ни было редукций.

2. Именно упущение этого детерминирующего внешнего является основной проблемой подавляющего большинства попыток дать отчет об удерживании-вместе - делающей эти попытки идеалистическими и абстрактными. В частности, это верно по отношению к основанной на теории множеств онтологии Бадью: указание на оператор принадлежности как на основу всякой реальности абстрагируется от того факта, что принадлежность может осуществляться разными способами; не принимая во внимание вопрос о «как» синтетического, она имеет дело лишь с окончанием и результатом процесса удерживания (пытаясь затем воспроизвести этот процесс в теории события - приобретающей из-за этого удваивающий и волюнтаристский характер).

3. Это внешнее, ультимативный предел, первонаходимое в реальном, первичные свойства или атрибуты субстанции, носят характер динамически­пластического жеста. Путь к подобного рода внешнему намечается уже теорией трансцендентального схематизма Канта, и продолжается в традиции (в основном французской) мышления жеста и движения как первичных и независимых по отношению к пространству, ими проходимому, как не могущих быть ре­конструированными из последовательности неподвижных срезов и т. д. («платонизм жеста» Равессона; философия движения Бергсона и ее развитие Делезом в теории «образа-двжиения»). Однако во всех этих случаях первичность жеста, принятие его в качестве своего рода «первопереживания» или «первосущности», определяющей в своем навязчивом возвращении характер той или иной ситуации, того или иного стиля, той или иной эпохи, той или иной биографии, сопровождается своего рода описательным или каталогизирующим подходом: философ оказывается своего рода хранителем музея, осуществляющим собирание и воспроизводящее описание жестов (Равессон), или же «естественным историком», описывающим их чередование (Делез). Диалектический характер коинсидентальной философии проявляется в том, что, признавая область динамико-пластического ультимативно определяющей нашу практику и сознание, она, тем не менее, утверждает, что эта область является не созерцательной данностью, а областью противостояния; отношения между жестами - это отношения войны; в этой войне может быть выявлен основной конфликт (противостояние между минимальным проникновением и максимальным прилеганием), и, более того, могут и должны быть предприняты действия для превращения этого конфликта из империалистической войны в гражданскую.

4. Открытие минимального проникновения и максимального прилегания как двух принципов реальности - величайшее достижение делезовскокй философии. Однако это открытие остается открытием в себе: не делаясь объектом мысли в качестве таковых, эти принципы определяют структуру самой делезовской философии в виде двойных книг, организующих форму изложения его мысли: в первой доминирующим является минимальное проникновение в форме двойной трансгресии, а во второй - максимальное прилегание как резонанс. Всего в делезовской философии можно указать на три таких «дуплета»: «Повторение и различие» - «Логика смысла»; «Анти-Эдип» - «Тысяча плато», «Образ движение» - «Образ время»; любопытным образом их тематика соответствует темам трех кантовских критик (онтология - этика - эстетика). Диалектика минимального проникновения и максимального прилегания разворачивается, таким образом, в самом факте следования одной книги за другой - без того, чтобы это следование получало какое бы то ни было обоснование; он представляется просто как реальность, как сам факт наличия второй книги (да и этот факт признается не всегда, но чем дальше, тем больше: в первом дуплете книги вообще не представлены как соотносящиеся друг с другом, во втором - включены в рамки метапроекта «Капитализм и шизофрения», а в третьем - являются частями одной книги про кино). Единственным исключением из этого пребывания диалектики примыкания и прилегания в слепом поле делезовской философии является ранняя книга про Мазоха. Однако здесь же проявляется и главная ограниченность делезовского открытия: трансгрессия и резонанс (помимо того факта, что они представляются лишь как «описательные средства», характеризующие литературные стили и психическую реальность) мыслятся как перверсии, то есть как механизм обеспечения имманентизации невозможного (в отличие от невротика, обеспечивающего недостижимость объекта собственного желания путем постоянного уклонения от встречи с ним, перверт находит средства реализовать желание, при этом сохраняя его объект как нереализуемое и невозможное). Это не изменяется и впоследствии, несмотря на падение акций перверсии в поздней делезовской философии: Делез открывает резонанс и настаивает на его автономности - однако не в качестве атрибута удерживания-вместе-разделенного, а в качестве альтернативного способа производства имманентного невозможного (то есть состояние, которое, как будет разъяснено в следующем разделе, уже является следствием первичного самоблокирования субстанции). Садистская трансгрессия с ее бесконечным ускорением циклов вхождения-выхождения производит невозможное как данность неданного, а резонанс - как новое; сам факт открытия дополнительного способа