Когнитивный диссонанс - [42]
Шрифт
Интервал
И, коли, ненависть к брату проплачена,
Братец, у них на дороге не стой,
«Градом» шарахнут в тебя —
свой, не свой.
P.S. Ох, паны Укры! Поумерили б вы пыл то,
право:
«Летание без крыл – жестокая забава».
P.P.S.
А, когда наиграетесь в Укров,
Образумитесь вдруг, хмурым утром,
Приходите к нам, коль будем дома,
То тарелку борща, уж нальём вам.
На Руси есть закон, он не новый:
Брат – всё ж, брат, даже если…
(не очень).
Но и мы ж, не умней, мы не лучше,
дмитруки жить нас учат да кучмы,
Ну а мы – как дураки, всё им верим,
Отворяем им окна и двери.
Мы, ведь, тоже: одни за Дзержинского,
А другие, гляди, за Бзежинского…
А виноваты мы все, мы подельники
Тех, кто страну захотел рвать на части,
Но вы не изменники, а мы не бездельники
Мы все – товарищи по несчастию.
Мы не желаем быть
«задничной частью»…
Ни у Европы, ни у Америки,
И от того, демократы в истерике.
Слышите, вой и проклятья в ПАСЕ:
«Гой вы, славяне, сдурели, что ль, все!?
Предали все европейские ценности!
Это от дикости всё, да от лености.
Вы не желаете быть толерантными
Цивилизованными, элегантными»!
«Как же мы жить теперь будем,
Без задницы, так же нельзя,
Мы придумаем санкции.
Всех негодяев немедля проучим,
Грозными санкциями прищучим…»
Ну их совсем, проживут и без задницы, Или другую найдут, нам «без разницы».
Легенда про «восьмое марта»
День «Восьмое мартобря» —
красный день календаря.
Говорят, что эту дату выбрали
совсем не зря.
Почему же так решили?
Клара с Розой, говорят:
«Бабы подвиг совершили
много лет тому назад».
Кто такая Клара Цеткин,
не могу сказать вам, детки, Клара Цеткин – феминистка,
я её не знаю близко (не имел несчастья знать),
но могу вам рассказать: есть у нас в подъезде Клава,
скандалистка и отрава,
муж, как выпьет, так страдает,
душу настежь открывает:
«Клава – женщина упрямая,
своенравная при том, не хозяйка, и не мама, и ещё,
скажу вам прямо: «Клава в дом – там всё вверх дном». И ещё хочу сказать: «Ежели такая мать
будет у твоих детей, ты скорее, без затей, удирай из дома;
если у тебя «семья», от которой нет житья, лучше сразу в омут. Там хоть, полежать в тиши
для спокойствия души, сможешь без нотации. Дома, ж, книжку почитать, посидеть
в прострации, даже нечего мечтать – слушай
декларации:
«По каким таким причинам,
всё хорошее – мужчинам,
Ну а бабам, только стирка да уборка,
да протирка
или же мытьё полов.
Дайте равенство полов»!
«Ты домой придёшь «с устатка» —
ни обеда, ни порядка. Отдохнуть, поесть бы надо – «Фиг-то»: дома баррикады. Вот такие, брат, есть бабы:
столь не хрупки и не слабы, Что нет сил им возражать.
Не заставили б рожать»!
Но, вернёмся к Кларе Цеткин:
Что на самом деле было,
ну, хотя б, позавчера,
Клара начисто забыла,
так что, это всё… игра.
Вообще-то, вся «История» это,
так сказать, теория. То, что было, годы скрыли под густым
налётом пыли и дерьма… Не трожь, постой!
Это же «культурный слой»! В нём нельзя копаться истово,
есть на то, специалисты.
Ну, а «спец», вам скажет так:
«Не дерьмо, а артефакт! Изучая артефакты, мы понять
сумеем, как там, люди в прежние года, жили были,
а когда, документ, тех лет найдём, всё, как есть, про них поймём».
Ну, а я отвечу в такт:
«Всё ж, дерьмо… ваш артефакт; вот, разыщешь «документ»,
думаешь, в один момент развернёшь и прочитаешь, и про всё,
про всё узнаешь? Ты сначала разверни, и хоть,
что-нибудь пойми». «Вот те, бабка, артефакт»!
Ну, а прочитать-то как? «Документ» в твоей руке —
разбери-ка, эти буквы
в незнакомом языке. Эти «чудо – закорючки», запятые,
«штучки – дрючки» —
кто из вас, их разберёт,
растолкует и поймёт? Если ж, кто и разберёт, как понять,
что он не врёт? Потому, что человек, привирает
весь свой век,
кое-что, конечно, знает,
остальное – довирает, не со злобы он, а так, чтоб сказали:
«не дурак». В переводах ошибаются даже
лучшие умы,
вот, у вас узнать пытаются,
кто такая «мать Кузьмы». Кто из вас «смогёт» сказать,
«Вас из дас»** «Кузькина мать», кто сумеет объяснить,
коль, по голове не бить.
Правда с жизнью сочетается
очень плохо, вот беда!
Человек же, он старается
всё улучшить, и всегда
«исторические факты»,
он желает «причесать», и «подчистить», и «пригладить»,
и на свой манер наладить. В результате, получает очень
«правильные» факты, но, конечно, добавляет: в них свой,
«человечий фактор». Впрочем, «фактор», что печально,
в документе изначально.
Летописец, что он видел?
Но, ведь, пишет… раз велят, Он, ни строчки не прибавив,
всё, что люди говорят, как услышит, так запишет.
Только вот, чего он слышит: шепелявый «очевидец»,
бестолковый, как кобыла, путаясь в воспоминаньях,
излагает «как всё было», кое-что, он помнит точно,
кое-что, слегка забыл,
кое-что, приврёт нарочно,
но клянётся, что воочию видел всё и всюду был… То ли, прошлое в тумане, то ли,
в голове туман, толь, волнуется рассказчик, то ли,
вовсе, всё обман. Сквозь волнистые туманы,
пробираясь, как луна, летописец, чертыхаясь,
и не веря ни хрена,
ни в геройство, ни в мучения, ни во сны,
ни в привидения, всё же, пишет, то, что слышит,
ибо помнит правило: «коли, ты не пообедал, прожит
день неправильно». И, конечно, он запишет, дурь,
которую услышит. Правда, нет ли? – Кто поймёт!
Долг его – писать, что слышит? «Очевидец» – врёт, как дышит,
«летописец» пишет, пишет…