Когнитивный диссонанс - [30]
Шрифт
Интервал
Коль хочешь счастлив быть в стране,
Ты партии не скажешь: «Не».
Пятьдесят седьмой,
мне девять лет,
В Москве случился «Фестиваль».
Я предвкушеньем был согрет,
Но не увидел (жуть, как жаль),
Ни молодёжи, ни студентов:
Мне не хватило аргументов,
Зачем я должен это видеть.
Мать, не боясь меня обидеть,
Кричала и грозила высечь…
Запихнутый в автобус с воем,
К обеду, как «Иван Денисыч»,
Шагаю строем, под конвоем…
Лес, Руза, лагерь пионерский,
Три смены – как всё это мерзко.
Кому-то нравятся ученья
И утренние построенья,
А мне, все эти приключенья
Не улучшали настроенья.
По мне, что корь иль скарлатина,
Что «лагерное житиё»,
Тогда, знать, первые морщины
Чело прорезали моё.
Ну, а году в шестидесятом,
Пообещали рай при жизни:
«Лет двадцать терпим, а потом…
Не «суп с котом», а в коммунизме
Окажемся мы всем гуртом»!
Да-с, «коммунизьм» пообещали,
В восьмидесятом нам году.
Мол, жить мы будем без печали,
И всё бесплатно… и еду,
И остальную ерунду,
Что ты увидел на витрине,
Средь изобилья в магазине,
Бери сей час же, «сколько хошь»,
Что надо, то и заберёшь.
Мы радовались и мечтали,
Учители нам «напевали»:
«Преград ни сердцу, ни уму
Мы знать не будем» —
Не пойму,
Зачем, потом всё отменили,
Видать, не баловать решили.
Народ, он… ежели разбалован,
Его ж, потом… не удержать,
Как те, кто орденом пожалован,
Попробуй, что-то им…не дать.
Чтоб мы не плакали, в награду
Устроили олимпиаду,
В восьмидесятом же году.
«Хав ду ю ду! Хав ду ю ду»! —
Так мы встречали всех подряд,
А с «хавкой»** был уже напряг.
«На трибунах становится тише…» – Спели мы и накликали Мишу…
Ох, жизнь безжалостно течёт,
На небосклоне Горбачёв.
И этот Миша Горбачёв,
Нам закричал: «Вы чо! Вы чо?!
Вы думайте, хоть иногда!
Вы ж все, идёте не туда»! —
«Так мы ж, за партией… тово —
Шагаем все до одного,
Нас так учили много лет:
Шагайте ЗА – не будет бед!
Ну, мы и шли за Вами вслед,
Ни разу не сказали нет…
И, кстати, время-то – «обед»,
А никаких продуктов нет.
И это… как-то… странновато,
Что в магазинах пустовато.
Где хоть, изделья макаронные,
Мы б сдохли, кабы не знакомые,
И только с мясом нет проблем,
Поскольку, нет его совсем.
Скажите, в чём мы виноваты,
Что не прожить нам на зарплаты??!» —
«Да, шли вы…
правильно, когда-то,
Но в том, «ЭПОХА!» виновата,
«ЭПОХА» – резко изменилась…
И потому, так получилось,
Что вы, немного не учли…
И…
не совсем, туда пришли…
Точнее, вовсе не туда – Такая вот,
У Вас…
беда.
Да, вы старались.
Тем не менее,
Совсем не то, у вас мышление.
Вам надобно, переродиться,
Мышленью новому учиться
Да нАчать жить, да бросить пить.
Что ж делать, граждане, – «ЭПОХА»!
А вы, работаете плохо,
Производительность труда
У вас, ребята, никуда.
В совхозах пьянство, разгильдяйство,
Бардак (пардон), а не хозяйство.
Мы, вас, ребята, стало быть,
Не сможем более кормить.
Те, кто работал на заводе.
Пускай теперь… свиней разводят,
Бегут в деревню или в лес —
«Кто не работает – не ест»!
«У партии харчей нет тоже,
СВОИХ детишек накормить.
А это уж, совсем не гоже,
Так, вообще, не может быть.
И, что нам делать – «прям не знаю»…
А, впрочем, вы постойте тут,
А я, в Америку слетаю,
Как там оплачивают труд,
Чем там живут, я подгляжу
И всё подробно доложу,
Всё, всё, как есть, вам расскажу.
Нас всех накормят и напоят
Американские друзья.
Они обид на нас не помнят,
И нам их рассердить нельзя».
И, что-то, мимо микрофона,
Тем, кто поближе, рассказал,
Тем, кто бывает редко дома,
И постоянно ездит за…
(За тот бугор, через который,
С тобою, нам не перелезть,
Никто не тронет их конторы,
Не помешает сытно есть.
Они всегда умели выжить
И накануне… «смазать лыжы».
Они сидят, пока война —
К ним добрая, как «мать родна».
Но, ежели нужда припрёт,
Их и ищейка не найдёт,
Бежать готовы, хоть куда:
«Там родина – где есть еда»).
Мы ж, люди – глупые и скромные,
Чего нам, за границу лезть,
Иль счастье, иль «срока огромные»
Мы получать собрались здесь,
Оглядывались, что б нам, съесть,
За кем идти, кого нам слушать!??
В газетах нам – «лапшу на уши»
(Просил, изделья макаронные?!)
Всё вешали…
а все знакомые,
Читали разные газеты,
запоминали то иль это…
Прислушиваясь, к мненьям разным,
Кто «белым» сделался, кто «красным»,
В окопах разных оказались,
Друг с другом, только что, не дрались…
Так разделился в эти дни
Народ на «Мы» и на «Они»
К нам депутаты подходили
И так просили, так просили:
«Проголосуй, братан, за нас.
А мы уж вас… а мы уж вас…
Мы никогда вас не забудем.
Мы день и ночь работать будем,
А ты, сиди спокойно тут —
Сидишь, а денежки идут»!
Но, мы не верили совсем,
Ни в Чумака, ни в эМэМэМ,
И только «Психотерапевт»
Лечил страну от энуреза,
Ему «товарищ президент»
Помог страну лечить, зараза,
Тем, кто не пьёт, да и не ест,
Не страшен чёрт и энурез.
Но тут, как Черномор из моря,
На танк запрыгнул Ельцин Боря.
Он был высок, улыбчив, светел
И твёрдо знал, откуда ветер. Он раньше был партийцем видным И не стеснялся повторять, Мол, мне за партию погибнуть – Ну, как два пальца оторвать. И лапу показал народу, Мол, опытный, мол гиб не раз, Тут, все взвились: «Даёшь свободу»! (Один лишь крикнул:
*«П… Паразит»!
И, тут же, был толпой побит).
Народ любил его до колик,
Кричал: «Он наш! Он алкоголик!
Он из Сибири – пьёт, как мы
И пальцев нет – видать, с тюрьмы»!
Народ полюбит, как известно,