Когда зацветет сакура… - [45]

Командовать операцией вновь было поручено Жакову. Дескать, ты учел свои ошибки – так давай, действуй.

Расположив отряд на краю леса, Алексей выслал вперед разведчиков. Когда разведка доложила, что кругом полно бандитов, он приказал оцепить лес, после чего основные силы бросил на врага.

Бандитов никто тогда не успел предупредить. Успокоившись, они разбили лагерь и стали готовиться к совещанию. Потом выяснится, что это было не простое совещание – на него прибыли трое представителей американской разведки, которые должны были скорректировать действия отрядов «лесных братьев».

Захваченные врасплох бандиты, однако, быстро пришли в себя. Они дрались отчаянно, боясь попасть в плен.

– Эх, сюда бы пару пушечек, – неотступно следуя за начальником, говорил Вася Гончарук. – С пушечками мы бы быстренько их того…

– А «катюшу» не хочешь? – припав в очередной раз на колено, чтобы сделать точный выстрел из своего ТТ, невольно усмехнулся капитан.

– Так ведь еще лучше! – встав за дерево и прищурив правый глаз в поисках цели, проговорил он. – «Катюша» – она всегда нас выручала… Помните, товарищ капитан, что на Днепре творилось? Да если бы не эти «катюши»… – он выпустил длинную очередь.

– Вперед! Вперед! – командовал капитан. – Ура-а!

И следом:

– Ура-а!

Свист пуль, взрывы гранат, крики, стоны… Казалось, это многострадальный лес, где еще недавно шли бои с немцами, стонал от безысходности. Да когда ж это кончится! – будто бы обращался он к людям. – Неужто так всю жизнь и будете воевать?..

Но разве люди бросят оружие! У каждого своя идея, а это страшно… Всех можно примирить, но только не идейных. Вот и воюют.

– Ура-а! Бей их, братцы! – кричали бойцы и падали один за другим, сраженные автоматными очередями.

– Сдавайтесь! – сделав руки рупором, предложил Жаков. – Вы окружены!.. Вас все равно отсюда не выпустят!

В ответ со всех сторон в него летели пули. Он спрятался за толстую старую сосну. Вот пуля срезала ветку, и она упала ему на голову.

– Ну как хотите! – снова крикнул он. И тут же: – Товарищи, вперед! За Родину!..

– За Родину! – неслось со всех сторон. – За Сталина!

Вот так же они когда-то кричали под Сталинградом… Под Курском… На Днепре… И когда Кенигсберг брали – тоже кричали… И потом кричали… Всегда кричали! Потому что главнее этих слов ничего на свете не было. Потому что только эти слова связывали их в единый узел, делали их сильными и лишали страха.

– Ура-а-а!

– Сдавайся, Круминь! – продвинувшись вперед и снова встав за дерево, кричал капитан. – Пощади своих людей! У них ведь семьи есть!.. Отцы, матери, дети!..

– Пошел к черту! – летело в ответ. И снова пули. Они свистели совсем рядом, впивались в деревья, срезали ветки, отчего сверху на Алексея беспрерывно сыпалось хвойное крошево.

Бандиты пытались прорваться сквозь кольцо окружения, но им не дали. По ним стреляли со всех сторон. Огонь был таким плотным, что нельзя было поднять голову. Те же, кто пытался бежать, падали, изрешеченные пулями.

– Сдавайтесь!.. Вам все равно не выбраться!

Наконец стрельба потихоньку начала стихать, и из-за деревьев стали показываться бородатые угрюмые люди с поднятыми руками. Лица их были худыми и изможденными. А в глазах – страх, отчаяние, боль… Все, проиграли. Теперь мы в ваших руках – делайте с нами, что хотите.

Их тогда привезли на базу под Ригу. Сутки они сидели под дождем, прежде чем начались допросы.

На первом же допросе Жора застрелил какого-то молодого латыша, который с криком «Ненавижу!» плюнул ему в лицо.

– Ты что наделал! – возмутилось начальство.

– Так ведь он мне в рожу, сука такой, плюнул, – сказал Бортник, а ему:

– Чекист должен уметь сдерживать себя. Что получится, если мы их всех перестреляем?

– Да туда им и дорога! – огрызнулся Бортник.

Наказывать его не стали, лишь сделали выговор, предупредив, чтобы он забыл про самосуд.

– Ну дела!.. – жаловался он Алексею. – Скоро нас в институток превратят. Этого нельзя, того нельзя, а что можно?

– По закону надо жить, Гоша, вот что, – сказал ему Алексей.

Тот усмехнулся:

– Закон у нас один должен быть – смерть всем, кто против советской власти!

«А может, он прав? – подумал Алексей. – Может, именно такими и должны быть чекисты? Что сказал Ленин? Революция должна уметь защищаться! Вот Бортник и защищает ее. Ведь революция, по сути, еще не закончилась, коль стране со всех сторон угрожает враг…

А что же он, Алексей?.. Нет, он тоже по мере своих сил боролся с врагами. Только Бортник его считал мягкотелым. Дескать, ты слишком сентиментален для чекиста. Но ты же не баба! Мужик должен быть воином, жестоким, беспощадным. Иначе ему не выжить в этом мире. Добро, мол, бывает только в книжках, в жизни же все не так. Здесь люди живут по жестоким законам. И это хорошо. Все это помогает природе делать искусственный отбор, дабы на земле оставались только сильные духом и телом люди».

Жакова коробило от таких слов, однако он старался не спорить с другом – что спорить с тем, кто уже все давно решил для себя? – только после таких разговоров он долго потом не мог успокоиться, пытаясь понять, что толкало Гошу быть беспощадным к себе и к людям. А то, что он и к себе был беспощаден, – так это факт. Ведь ненависть разрушает личность, а Гоша, несмотря на свой веселый характер, умел люто ненавидеть все, что, на его взгляд, мешало революции. Но не обманывал ли он тем самым себя? Не обманывал ли окружающих его людей?.. Жаков кое-что успел повидать в этой жизни и знал, что порой больше всех кричат о своей преданности революции те, кто на самом деле ненавидит ее. Жора, видно, уже забыл, но он-то помнил, что тот ему однажды рассказал по пьяной лавочке.