Когда зацветают подснежники - [40]

Пантелеймонов остановился возле массивной двери.

«Пронеси, господи, матерь божья богородица…»

Дверь отворилась.

— А… Вас мне и надобно, любезнейший. Заходите, заходите!

Пантелеймонов бочком влез в кабинет, затаил дыхание. Сейчас, после доклада, начальство учинит ему генеральский разнос и, как знать, может быть, и от должности отрешит.

Но начальство не пожелало слушать докладов.

— Сегодня примите на себя лично наблюдение за одним нелегалом. Он в Петербурге проездом. Пробыл несколько дней. Встречался с большевистскими лидерами и возвращается в Москву. По паспорту — смоленский дворянин Алексей Алексеевич Мелованов. Есть подозрение, что его настоящая фамилия — Богомолов. Опасный функционер. Известен под кличкой Черт. Выедете вместе с ним в Москву и там передадите московским сотрудникам.

Пантелеймонов невпопад пробормотал что-то вроде «покорнейше благодарим» и пулей выскочил из кабинета. Пронесло!

Уже на улице с гордостью подумал, что о нем не забыли и не кому-нибудь, а ему поручили наблюдение за ниспровергателем из опаснейших.

В канцелярии отдела Пантелеймонов получил фотографию, и, что главное, адресок, где этот Черт бывал, дали. Адресок-то знакомый. На Морской обитает некий инженер Красин. Бестия из наихитрющих — у себя в кабинете принимает только хорошо знакомых, с незнакомыми общается в шикарных ресторанах, куда «подметок» и не пускают. Была бы его воля, давно бы этого инженера с холеной бородкой и тросточкой в тюрьму бы запрятал. «С изъятием», так сказать.

Филеры, шкуры барабанные, забастовали, прохлопали встречу Красина с Чертом. А ведь за Красиным его люди должны были вести наблюдение.

Что ж, контору инженера Красина Пантелеймонов знает. Карточка Черта в кармане. Уж он-то постарается. Как-никак, а двадцать лет выслуги — это тебе не «подметка» на побегушках.

Пора, пора и в Москву. Все распоряжения получены. Связи установлены. Чертежи и прочая документация надежно упрятаны в подошве сапога. Богомолов, правда, несколько обеспокоен состоянием этой подошвы. Он все же не сапожник. Отодрать отодрал, а вот хорошо ли подшил и подбил обратно?

Нет, оторваться она не может, это исключено. Но на дворе ноябрь, дождит. А если водица подмочит записи, то потом их впору выкинуть.

Записи очень важные — формулы и описание получения панкластита, смеси бертолетовой соли с керосином. Это очень сильное взрывчатое вещество изобрел Эллипс, профессор химии. Богомолов встречался с ним и в Москве. В Москве же Эллипс сообщил рецепт приготовления «панкластита марки дубль М» — у профессора инициалы М. М. Но тогда все это он передал на словах, с записями же, с формулами понадежнее.

И чертеж тоже документ не столько важный, сколь секретный. Леонид Борисович Красин сам вычертил профиль концевой кабельной чугунной муфты. Такую муфту можно заказать на любом чугунолитейном заводе, и при этом вполне легально. А она очень удобна как оболочка для бомб.

Вот ведь как все обернулось. Еще совсем недавно был «Магазин кавказских фруктов», типография. И вдруг вызывает Мирон.

— Ну, чертушка, придется тебе сдавать свою преисподнюю. Для тебя нашли работку более подходящую. Скажем прямо — адскую работу. Будешь заведовать адскими машинами. Слыхал о таких?

— Слыхать-то слыхал, но, прости, пока ничего не понимаю…

— Сейчас поймешь. Наверное, уже знаешь, что на днях черносотенцы в трамвае убили Павла Августовича Грожана. Он ведал всей техникой Московской организации. Из Питера приехал его брат Юлий. Найти ему замену не может. Я в это время в Орле болтался. Все никак не переберемся. А тут Никитич вызывает. Я снова в Москву, да с вокзала прямо на явку. Конфуз, брат, получился. Открывает мне дверь высокий, худой мужчина. Лицо знакомое, а вот вспомнить не могу. Сам знаешь, за эти годы столько лиц примелькалось, что все кажутся знакомыми. Я, значит, Марию Федоровну Андрееву спрашиваю, а ее дома нет. Мужчина предлагает обождать. Сидим, разговариваем. Мой визави что-то толкует, а я вслушиваюсь в его окающий, волжский говор, вглядываюсь в лицо и вспоминаю, вспоминаю… И представь, в конце концов вспомнил. А вот что он мне говорил, все пропустил. А ведь это был не кто иной, а Горький. Вот, брат, какая петрушка. Должен тебе заметить, выглядел я в этой беседе дурак дураком. Слава богу, вскоре Мария Федоровна подошла. Вот я и запродал тебя. Уж очень ласково Андреева меня упрашивала: «Уступите, — говорит, — вашего Чертика, ни один другой сатана не вызывает у меня такой симпатии». Ты это когда успел подружиться с ними, «симпатичный» Черт?

— Встречались…

Да, они дружат. С Марией Федоровной нельзя не дружить. Необыкновенная женщина. Она артистична во всем. Каждый раз, начинив очередную бутылку из-под шампанского или приготовив несколько килограммов взрывчатки, Богомолов отправлялся на Воздвиженку, где в доме номер четыре жили Горький и Андреева.

И надо было видеть, как просто, непринужденно, грациозно принимала Мария Федоровна «адские снаряды» из рук Черта. Однажды она привела Богомолова в свою комнату и открыла дверцы массивного, красного дерева и, видимо, очень дорогого шкафа. Бог ты мой, вместо платьев, костюмов, пелерин Черт увидел массу всевозможного оружия, оболочки для бомб, мотки бикфордова шнура, коробки с капсюлями гремучей ртути. И бомбы его приготовления тоже нашли свое место в шкафу.