Когда я увижу тебя - [47]

– Лена тебе нравится, говоришь? Важный человек? – Я ухмыльнулся и вдруг почувствовал, что наконец готов говорить серьезно, так он меня разозлил. – А я ее люблю. Соревноваться за нее с тобой я не буду, она такие драмы терпеть не может. Но и ждать ее не перестану. Потому что даже мысли не допускаю, чтобы не хотеть быть с ней.

Мне не нужен был его ответ. И его реакция была неинтересна. Я не ждал от него понимания или сочувствия. Я не очень понимал, зачем с ним говорю. Но эти слова дались мне так легко, что я сам изумился. Я развернулся и пошел домой. Он окликнул меня, выдав тем самым свой страх:

– Да на черта ты ей сдался, неудачник!

Но я не обернулся. И слова его меня не задели. В другой раз я бы непременно вернулся и заехал бы в его небритую рожу со всего размаха, но не сейчас. Тот факт, что этот надменный уродец волнуется из-за моего присутствия рядом с ней, меня только порадовал, только укрепил в моей вере, что еще не все потеряно. Сам того не понимая, он обнадежил меня еще сильнее. Я, скорее, обнял бы его за этот разговор. Но я лишь пожал плечами и ушел. Какое-то время я просто гулял по улицам, слушая музыку, и наконец, почти выбившись из сил, вернулся домой. Впервые взглянув на часы за весь вечер, я увидел, что уже два часа ночи. Не переодеваясь, я рухнул на постель и вмиг уснул. Из забытья меня вырвал звонок в дверь. Я резко подскочил и сначала не понял, где нахожусь и что происходит. Сколько я проспал? Почему я в одежде? Кто может звонить в мою дверь среди ночи?

Спотыкаясь и матерясь, я подошел к двери, посмотрел в дверной глазок, и сердце будто включилось, разогналось и начало набирать обороты. За дверью стояла Лена. Я отпрянул и попытался успокоиться, но бесполезно. Казалось, что кровь сейчас пробьется через виски, так сильно она пульсировала. Дрожащими руками я открыл замок. Она, не дожидаясь приглашения, вошла в коридор, даже не взглянув на меня. Мы стояли так, мне кажется, пару минут – молча, не глядя друг на друга. Я – лицом к двери, спина в огне. Она рядом. Я понимал, что она пришла не просто так, и одновременно боялся и ждал ее слов. Скорее всего, этот кретин рассказал ей о нашем разговоре. И, надеюсь, закатил отвратительную сцену, после которой она прогнала его раз и навсегда.

Наконец с громким выдохом она опустилась на стул и прервала молчание.

– Саша, – тихо позвала она меня, – посмотри на меня, пожалуйста.

Я отрицательно покачал головой.

– Поговори со мной, – снова попросила она.

– Я не могу, Лена.

– Ты когда-нибудь перестанешь меня наказывать, Никольский?

– Я? Наказывать? – от возмущения я даже развернулся к ней.

– А как еще это назвать? Неужели ты не видишь, что я с ума схожу? Посмотри, как низко я пала – готова встречаться с кем попало, лишь бы ты обратил на меня внимание.

– Ты серьезно?

– Что именно? – улыбнулась она. – Что я низко пала? Или что хочу, чтобы ты меня наконец заметил?

– Давыдова, ты встречаешься с ним или нет? – эта игра словами сейчас меня скорее злила, чем развлекала.

– Нет, – твердо сказала она, – уже нет. Да и не было ничего толком. То, что ты сегодня видел, – было самым большим, что я могла ему позволить, и то… Пыталась выбить клин клином, но ничего не вышло.

– Умоляю, Лена, я ни черта не понимаю. Пожалей меня. You’re like a fuckin rainbow,[11] ей-богу.

Она улыбнулась цитате, так хорошо понятной нам обоим, сняла плащ, повернулась ко мне, разгладила складки платья и выпрямила спину, будто собиралась прочесть стихотворение:

– Саша. Ты такой умный и такой глупый. Неужели ты не понимаешь, что я пыталась забыть тебя? Все это время. Все эти годы. И тогда, и потом, и сейчас, когда ты рядом, а это особенно сложно. Неужели ты не видишь, что со мной творится? Сколько еще мне извиняться, чтобы ты понял: я сожалею, что сделала тебе больно, я так сожалею, но поверь, мне было в миллион раз больнее, чем тебе. И больно до сих пор, Саша. Я больше так не могу. Сделай уже что-нибудь, чтобы мне не было так больно, ты же можешь.

С каждым словом ее тело теряло опору. Я видел, что она вот-вот рухнет – такая слабая, раздавленная, стояла она передо мной. Но кровь продолжала стучать в моих висках, и я по-прежнему ничего не понимал или же боялся, что понимаю ее неверно. Это снова какая-то игра? О чем она говорит? Что ей нужно – чтобы я снова стал для нее утешительным призом?

– Чего ты хочешь от меня? – спросил я и поспешил поправиться, поняв, как грубо это прозвучало. – Что я должен сделать, Лена?

– Для начала хотя бы простить меня.

Я сделал шаг навстречу ей, но мой запал тут же закончился. Я не решался ни обнять ее, ни взять за руку, но мне так хотелось, чтобы она увидела все во мне, все, что болит от невозможности это сделать:

– Я давно тебя простил. Я никогда не злился на тебя по-настоящему. Я только думал все время: «Почему она ушла? Что я сделал не так? Почему я не смог сделать ее счастливой?»

– Сашка, – зашептала она, качая головой, – ты не виноват.

– Нет, не нужно, не перебивай, дай мне закончить. Знаешь, мне иногда казалось, что это твоя дурацкая шутка и мне нужно позвонить тебе и спросить: «Давыдова, зачем ты так?» И тогда бы ты рассмеялась в трубку и сказала, что пошутила. А потом я приехал и понял, что мне все равно, почему ты ушла. Я просто хотел, чтобы ты вернулась. Но я знал, что ты этого не сделаешь. И решил тебя ненавидеть изо всех сил. Сначала мне казалось, что меня тошнит от одного взгляда на тебя. Было невыносимо думать, что ты можешь быть с кем-то еще. Только подумаю о том, что ты с другими, и злость к горлу подкатывает. Поэтому я обижал тебя, прости, это меня не извиняет. Но это не потому, что я не простил тебя, а потому, что мне плохо без тебя. А потом ты пришла ко мне, и я поцеловал тебя и понял, что не могу, не могу дальше жить, просто задохнусь, если ты не вернешься. Нельзя так – без тебя мне невыносимо, Лена, будто все напрасно без тебя. Я раньше думал, что нельзя так вцепиться в одного человека и не выпускать, ведь других – множество. Всегда есть выбор. Зачем так убиваться? Но сейчас мне кажется, что мне конец, если я не поцелую тебя, Лена. Но и если поцелую – тоже конец, так сильно я тебя люблю. Я люблю тебя, Лена. Черт возьми, как же я все-таки тебя люблю. Как раньше и еще в миллион раз сильнее.