Когда я был вожатым - [7]

После моего сообщения в отряде поднялась буря:

- Какое они имели право? Бюрократы! Жаловаться пойдем!

- Почему показателям три куска в рот, а нам?

- И вообще, почему им, а не нам?

Дядя Миша молчал, а потом хлопнул ладонью по столу:

- Стыдно слушать! Словно здесь не пионеры, а маменькины сынки собрались, все «нам» да «нам»! А вот мы не «намкали», а говорили «мы организуемся», «мы сделаем», «мы возьмем». И организовались в партию, и сделали революцию, и взяли власть в свои руки!

После этих слов наступила ошеломляющая тишина.

- Пионер потому и пионер, что он прокладывает новые пути, не боится трудностей. Как впереди идущий показывает, как нужно преодолевать преграды. Эка штука - денег не дали, палатки отобрали. Да нам это смешно. Захотим и выедем в лагерь сами, без нянек. И сами прокормимся.

- А жить будем в шалашах, как Ленин в Разливе! Вот это будет по-ленински! - подхватила бывшая Матрена.

- Пойдем по деревням чинить-паять,- подтвердил Шариков,- на хлеб заработаем, я инструмент у отца возьму.

- Чепуха. Будем печь лягушек, жарить кузнечиков и стрекоз, добывать дикий мед! - заработала фантазия Франтика.

Девчонки радостно взвизгнули. Глаза у всех загорелись.

Бурное обсуждение закончилось тем* что мы порешили в следующее же воскресенье выехать в село Коломенское всем отрядом. Пока - сроком на неделю. Назвать это вылазкой на природу. Пожить в шалашах. Покупаться, порыбачить… А там видно будет.

Конечно, прицел у нас был на все лето. Но эту мечту сговорились держать в тайне. Кто же разрешит такой «дикий» лагерь! Сговорились, что каждый заготовит побольше сухарей, круп, чаю, сахару. Кому сколько удастся.

И, может, действительно сами прокормимся. Уж неделю-то во всяком случае. Выезжали же мы, деревенские мальчишки, рыбачить с краюшкой хлеба да горстью соли в кармане. И живали на речке помногу дней в свое удовольствие. Особенно, когда поспевала луговая клубника, черная смородина и ежевика по берегам. Если это возможно было на Оке, почему не попробовать на Москве-реке?

Я приободрился.

КАК МЫ ВЫШЛИ В ПОХОД

Опустим подробности нашей подготовки. Заглянем прямо в то чудесное утро, когда готовый к походу отряд выстроился передо мной на линейке, еще влажной от росы.

Все три звена: одно девичье - «Красная Роза» - и два мальчишеских: имени Спартака и имени Либкнехта.

В руках у ребят посохи, мы вырезали их в ореховых зарослях в Сокольниках. У каждого за спиной - вещевой мешок, на головах - зеленые панамы.

Я смотрю в счастливые лица ребят, и грудь мою распирает от радости. Но не только от предвкушения желанного похода, а больше оттого, что вот сейчас мы всем отрядом совершили добрый поступок.

Утром, когда все торопливо сбегались во двор школы, было обнаружено исчезновение беспризорников. Вокруг котла для варки асфальта, где они обычно спали, тесно прижавшись друг к другу, никого не было. Пусто.

А на крыльце школы сидел завернутый в тряпье малыш.

- Подкинули! - с каким-то радостным испугом вскрикнули девочки.

Мальчишки вознегодовали:

- Вот и водись с такими! Сами на юг, вспорхнули и улетели, как вольные пташечки, а пацана нам на память. Удружили!

Никаких объяснительных записок, ничего, только кусок свежего бублика, который молча смаковал малыш, говорил о том, что перелетная стая беспризорников, бросившая его, отлетела на юг совсем недавно.

Конечно, если бы наши ребята с этими беспризорниками не знались и этот пацаненок был им не знаком, они бы могли, не обращая на него внимания, прошагать в лагерь.

Но даже галчонок, выпавший из гнезда, заставляет остановиться, а здесь глазел на нас спокойно и доверчиво маленький человек.

Школьники, а в особенности пионеры, и прежде жалели мальчишку, делились с ним своими завтраками, угощали сластями. Девочки иной раз умывали его, затащив в туалетную комнату, и даже приносили что-нибудь из одежды.

Но штаны и рубашки тут же исчезали, променянные на еду или проигранные беспризорниками, и малыш снова оставался в каком-то рваном ватнике, одетом на голое тело.

В нем он сейчас и сидел, поглядывая на знакомцев в красных галстуках без всякой тревоги за свою судьбу.

- Тебя чего же не взяли? Захворал, что ли? - спросил Котов.

- Нет. Я маленький,- ответил пацан,- на подножку не вспрыгну. С крыши свалюсь.

Это было так ясно и натурально, что вся ответственность за этот поступок в умах ребят тут же была снята с беспризорников. За судьбу малыша теперь отвечали все мы, люди к нему причастные.

Проще всего было бы, конечно, оттащить пацана в милицию и сунуть на лавку в дежурке, там много таких, а самим преспокойно отправиться в свой поход, лихо затрубить в горн, забить в барабан и забыть об этом случае…

Но у каждого из нас была совесть. И ее не заглушить никакими барабанами. Какие же мы пионеры, если отделаемся от этого маленького, беззащитного человека так же, как безжалостная шайка беспризорников!

Долго мы этот вопрос, как говорится, не тянули. Как-то само собой было решено, что целым отрядом одного малыша прокормим. Много ли ему надо? Беспризорники кормили, а мы что - хуже?

- У меня есть запасные трусы,- сказал Шариков, - если их немного убавить, ему подойдут.