Когда вырастали крылья - [15]

Баранов круто повернулся к Гольцеву, и все замерли. [43]

Будто сгустилась та тревожная тишина, какая бывает перед решающей схваткой.

- Не байки приехал я сюда рассказывать, самозванный комиссар Гольцев. Должен вас предупредить…

Не выдержал Гольцев, метнулся к Баранову:

- Угрожаешь? Это ты мне угрожаешь?! - Братья-однополчане, не тот приказ зачитал вам штабной комиссар, не тот… Есть другой, тайный от нас приказ, что прислал мне из Деркуля Семенков. В том приказе Линдов, Баранов и вся их камарилья порешили начисто изничтожить куриловцев за то, что не пошли на Уральск. Они приказали летчикам забросать нас бомбами. Вот какую участь приготовили нам…

И грохнул барак от криков и возмущений. Грохнул, точно уже разорвалась где-то поблизости бомба.

Гольцев ликовал.

В неистовом галдеже никто не слышал, как подбежавший к Гольцеву Линдов крикнул ему:

- За такую провокацию вас надо расстрелять!

И уже не в силах был Баранов унять разбушевавшихся куриловцев. Они требовали очной ставки с Семенковым.

Решили вызвать из Деркуля Семенкова и собраться на другой день.

4

Вагон, который занимали политработники, стоял в Озинках, на путях Уральской железной дороги. Линдов, Баранов и их товарищи обсуждали создавшееся положение. Опасались, что Семенков не приедет, так как в Деркулях тоже митинговали, и там сейчас находился командир Куриловского полка Наумов. В штабе армии знали о распрях между Наумовым и Гольцевым и догадывались, что отъезд Наумова в Деркуль не был случайным. А от Гольцева можно ждать новых провокаций.

Была полночь, когда в Озинки прибыл бронепоезд. Командовал бронепоездом Богданов, друг и собутыльник Гольцева. Пьяная команда бронепоезда отказалась подчиниться начальнику станции и маневрировала на путях.

- Учинят крушение, - жаловался начальник станции Линдову. - Помогите смирить их.

Но уже было поздно. В ответ на окрик часового «Стой, [44] кто идет?» раздалась площадная брань, и стены вагона загремели под ударами прикладов. Первым в дверь вломился Богданов.

- Вагон оцеплен, сопротивление бесполезно, - заявил он Линдову. - Складывайте на стол оружие.

- Назад, сукин сын! - Линдов выхватил из деревянной кобуры маузер. - За мной, товарищи!

Не ожидал Богданов такого отпора и метнулся в сторону. Вслед за Линдовым из вагона успели выскочить Майоров и Мягги. В это время ударил пулемет бронепоезда. И Майоров, а за ним и Мягги были сражены наповал. Раненый Линдов добежал до фонарного столба, обхватил его, но хлестнула еще одна пулеметная очередь, и Линдов рухнул.

Гольцев видел, как искололи куриловцы штыками мертвые тела Линдова и его товарищей, потом, сопровождаемый охраной, зашел в вагон. Там, на полу, лежал сбитый с ног Баранов. Над ним стоял начальник бронепоезда.

- Я не бандит! - истерично кричал пьяный Богданов. - Я выполнял приказ, а кто не подчинился и побежал…

Гольцев отстранил Богданова.

- Не твоя забота, не оправдывайся. Цепляй вагон, и с богом - в Деркуль. Расскажем, какая тут заваруха получилась. Слышал приказ, Богданов?

Командир бронепоезда ушел. Гольцев присел к столу и долго разминал в пальцах папиросу. Руки у него мелко дрожали.

- Все! - сказал он поднявшемуся на ноги Баранову. - Будешь теперь главным среди заложников. Молись, чтобы из штаба прислали нам грамоту об уважении и гарантиях. Недорогая плата за голову комиссара из штаба армии… Вот они какие байки! Ты меня предупредил, а я всех вас упредил. Ясно?

- Бандит.

У Гольцева сузились глаза.

- Веселый у нас разговор получается. А Линдов грозился меня расстрелять, да и у тебя рука не дрогнет… Так если штаб наши условия не примет, я тебя, Баранов, расстреливать не стану. Зачем? Пулю жалко. Я тебя, Баранов, спущу на веревке в колодезь. Есть тут, неподалеку… Летом он высох, и на дне, в жиже, завелись пакостные гадюки… Поагитируй их. Заворожи своими байками. [45]

Вот так мы… Тихо, без пальбы. Крышку колодца прикроем, заколотим…

Баранов отрешенно смотрел в окно вагона, и это взбесило Гольцева. Он выплюнул горящий окурок на голову Баранова, нервно рассмеялся:

- Характер большевицкий показываешь, а у самого душа в пятках… Хотя чего голоштанному терять? Должность комиссарскую да пролетариев всех стран?… Ну какой ты крестьянский сын? Ни кола у тебя, ни двора. Ни жены, ни семьи. Невесту и ту еще не заимел.

Гольцев опять нервно рассмеялся. Вспомнил речь Баранова и передразнил его:

- «Нашлась бы и для меня в Питере подходящая»… Я тебе, гад, подберу невесту! - Гольцев грузно поднялся, сжал кулаки: - Со смертью - вот с кем я тебя обвенчаю, комиссар.

Вагон сильно дернуло. Бронепоезд увез заложников в Деркуль.

А там еще митинговали.

Командир Покровско-туркестанского полка Яновский требовал повернуть полки «на тыл».

- В штабах - контра, нас предали! - вопил Яновский.

- Врешь, кулачья твоя душа! - наступал на него командир куриловцев Наумов. - Твоего геройства хватит, чтоб громить тылы. На Уральск надо наступать и громить беляков. Докажем Советской власти преданность революции.

В помещение ворвался Богданов. Он подбежал к Наумову. Всхлипывая, размазывая по лицу слезы, Богданов стал каяться, клясться, но едва ворочал языком, и его пьяную болтовню никто понять не мог. И тогда Гольцев доложил сбору о событиях в Озинках - так доложил, что жертвы расправы выглядели виновниками, а над заложниками Гольцев требовал тут же учинить суд.