Когда все возможно - [76]

Абель сжал ручонку Софии и постарался привлечь ее внимание к действу на сцене, которое было ему столь же хорошо знакомо, как и праздничная церковная служба. Сколько же лет они приходят сюда смотреть «Рождественскую песнь»? Сначала со своими детьми, с Зоэ и ее братьями, а теперь вот с внуками, детьми Зоэ — очаровашкой Софией и ее старшим братом Джейком. Разум Абеля, казалось, пребывал в смятении: он никак не мог связать воедино воспоминания о юности его собственных детей и мысли о сестре и ее жизни; его охватило странное мимолетное ощущение — ему словно удалось поймать неуловимое мгновение, а точнее, ухватить суть концепта быстротечности времени. Со сцены донеслось энергичное, но звучащее довольно фальшиво «Веселого Рождества, дядюшка!»[14]. Затем хлопнула тонкая дверь — Абелю показалось, что от этого вполне могла рухнуть вся декорация, — и прозвучал ворчливый ответ Скруджа: «Вздор! Чепуха!»

Голод обрушился на Абеля внезапно. Он представил себе жареные свиные ребрышки и с трудом сдержался, чтобы не застонать. Перед глазами поплыли фантастические картинки — жареный картофель и даже вареный лук… Абель положил ногу на ногу, потом снова поставил ноги прямо, нечаянно толкнув коленом женщину, сидевшую впереди. Он наклонился к ней, прошептал: «Ох, извините, пожалуйста!», и заметил, что она слегка поморщилась. Пожалуй, я перестарался с извинениями, подумал он и даже головой слегка покачал в полумраке зала.

Ему казалось, что действо на сей раз разворачивается как-то невероятно медленно.

Он быстро глянул на Софию, но та внимательно следила за происходящим на сцене. Тогда он посмотрел на Зоэ, и она тут же ответила ему странно холодным взглядом, хотя ему было совершенно не понятно, в чем причина подобной холодности. На сцене Скрудж как раз собрался подняться к себе в спальню, когда к нему явился призрак Марли в цепях. «Ты в цепях, — сказал Скрудж призраку. — Скажи мне, почему?»

И тут вдруг Абеля осенило — и эта мысль ворвалась в его сознание подобно летучей мыши, стремительно сорвавшейся из-под свеса крыши: Зоэ несчастлива. Затем эта мысль обрела форму, превратившись в нечто темное, что он обязан был держать на коленях, крепко прижимая к себе.

Да нет, не может быть!

Разумеется, у Зоэ маленькие дети, из-за которых она всегда страшно занята, но какое же это несчастье?

Правда, муж ее сегодня вечером не приехал, а остался в Чикаго, потому что сейчас вынужден особенно много работать, но так и следует поступать молодому юристу, который вот-вот станет полноправным партнером фирмы. Нет, ничего плохого в жизни Зоэ не происходит. Она принадлежит к привилегированному слою общества — к тому самому, которое теперь обозначают, как один процент населения, — и это отчасти благодаря тяжкому труду и упорству ее отца. Порядочность — вот главная причина того, что он, Абель, достиг своего нынешнего положения. Люди всегда знали, что ему можно доверять, а доверие в бизнесе — это все. Зоэ выбрала себе в мужья человека, который будет способен поддержать и сохранить для них ту же принадлежность к высшему общественному слою, и в этом нет ровным счетом ничего плохого или неправильного. Абель лишь однажды поспорил с зятем, когда тот предложил ему способ избежать выплаты больших налогов. «Мне просто показалось…» — начал молодой человек, и Абель с гневом подхватил: «Что я республиканец и не верю в „большое правительство“? И ты прав. Но налоги я непременно уплачу!» И каждый раз, вспоминая об этом, Абель не мог понять, почему его тогда вдруг охватила такая ярость.

Он глубоко и, пожалуй, немного судорожно вдохнул, сел попрямее и украдкой проверил пульс, который, как оказалось, здорово частил.

А на сцене Скрудж сперва долго вглядывался в грязное ночное окно, затем долго лежал на кровати, слушая перезвон колоколов, затем все-таки встал, возбужденно приговаривая: «Не может быть! Не может быть!», и вот тут-то Абель и вспомнил, что несколько дней назад за завтраком жена сунула ему под нос газету и даже потыкала пальцем в одну из колонок. Впрочем, актер Линк Маккензи, тот самый, что сейчас изображал Скруджа, возможно, и был горячо любим жителями города, а также студентами, которые занимались у него по программе MFA[15] в «Литтлтон-колледж», однако у критиков он был далеко не в фаворе. Например, автор опубликованной в той газете статьи писал, что мистеру Линку Маккензи повезло в том смысле, что он оказался единственным человеком в театре, которому не пришлось смотреть на сцену и «наслаждаться» собственной игрой.

И Илейн, и Абелю эта статья тогда показалась беспричинно злобной. А потом Абель и вовсе о ней позабыл. Но сейчас ему вдруг припомнились ядовитые слова автора, потому что сегодняшний Скрудж и впрямь выглядел каким-то на редкость нелепым, да и весь спектакль, пожалуй, тоже. Абеля не покидало ощущение, словно артисты не играют, а просто громко повторяют по памяти слова роли, как у доски на уроке. Это вызывало у него неприятные опасения, что после подобного спектакля он каждый раз будет думать, будто все его знакомые или те, с кем ему приходится встречаться, тоже всего лишь декламируют наизусть слова выбранной для них роли. Но ведь театр, подумал он, ни в коем случае, разумеется, не должен оказывать на человека подобное воздействие, и снова посмотрел на свою любимицу Софию. Малышка тут же одарила его мимолетной ответной улыбкой, довольно, впрочем, сдержанной, как и подобает вежливой юной леди, и Абель ласково пожал ее теплую коленку, а София, опять мгновенно превратившись в маленькую девочку, благодарно ему кивнула и одной рукой стиснула руку деда, а второй еще крепче прижала к себе пластмассового пони.