Когда вакханки безумны - [7]

— Дама, умоляю вас! — я оглянулась и увидела пожилую женщину в кокетливой и вполне допотопной шляпке — Умоляю, скажите, что у вас за духи?!

— Это французские…

— Я понимаю! Но я прохожу мимо вас третий раз и не могу определить! Это не «Клема», и не «Фиджи», и не …. Я знаю все, что у нас продавались…

— Нет, мне подарили их; это «Вива», фирмы Камю…

— Очаровательный запах! Бесподобный! Мама, ты слышишь — крикнула она в глубину садика, где на скамейке сидела совсем дряхлая маленькая старушка — я оказалась права: это не «Клема» и не «Фиджи»!., Если бы он появился в эту минуту, он застал бы меня в велико лепном расположении духа. Но его не было. «Надо попробовать позвонит:

на работу — подумала я — вдруг его вызвали»…

«По пятницам его никогда не бывает, барышня. А что передать, кто его спрашивал?..» — мне показалось, что голос в трубке смазан чем–то липучим и плохо пахнет.

Пока я ждала очереди в автомат, он мог прийти, ищет теперь меня у памятника.

Ничего подобного; никто меня не искал, но записка всё–таки довольно дурацкая: «Спустись, я у памятника…» Надо её вынуть.

Если он приедет через два часа, эта записка будет выглядеть совершенно нелепо. Тем более, что я всё–таки приехала в командировку, и хоть дело у меня пустячное, не худо бы его сделать. Я вошла в подъезд, поднялась и увидела воткнутый в замочную скважину, свёрнутый в трубочку листик из моего блокнота. И всё–таки я позвонила. Просто так, даже не надеясь на чудо, просто хотелось немедленно, вот сей час позвонить в его дверь. И тотчас же из соседней квартиры раз дался омерзительный, злобный лай маленькой собачонки — визгливый и настырный. Сейчас из всех дверей повыскакивают любопытные соседи.

Я ринулась в лифт.

Зад это время успела набежать этакая переспелая туча и, когда я вышла из подъезда, она вся целиком упала с неба. Сплошным по- током — было безумно под ним надеяться на зонт. Пролилась разом и тут же от земли потянулась назад, наполнив воздух сыростью. От при чёски не осталось и следа. Вид — «на море и обратно». Что–то всё–таки надо делать, победить паралич воли, приковавший меня к его подъезду, и я решила позвонить одному знакомому, которого, впрочем, собиралась во всех случаях жизни поведать. Он обрадовался мне, но сию минуту был занят, и мы договорились встретиться через два часа < мне как раз хватало этого времени, что бы съездить по делам. Но, во- первых, он мог вернуться, пока я звонила, во–вторых, если не вернулся, надо оставить записку потолковей. Получилось не очень толково, зато в стихах. Сначала шёл номер телефона приятельницы, у которой я остановилась: «двести двадцать три — тридцать- тридцать один.»

Затем я написала: «вы — перекрашенный блондин!.. Есть телефон, но счастья нет. Или шатен? Или брюнет? Припоминаю еле–еле под монументом Руставели…»

Не знаю смог бы он понять, куда ему следует звонить, но мне хотелось дать ему знать, что не сержусь, а если и сержусь, то толь ко чуть–чуть и готова шутить. И ещё мне хотелось сказать ему, что я люблю его, но этого совсем не надо пугаться — вот ведь какой у меня лёгкий, весёлый характер…

Я опустила записку в его почтовый ящик и тут же подумала, что он может не заглянуть в него. Поднялась и вновь, облаянная бдительной собачонкой, торопливо сунула в дверную скважину пустой листик из блокнота, Из комитета по печати я прямым сообщением на такси вновь при была к его подъезду. Свидание со старым знакомым не состоялось не потому, что не успела — успела бы великолепно, но и в шесть, и в половине седьмого, я даже не вспомнила о том, что с кем–то, о чём то договаривалась. За это время тучка проделала тот же смертельный номер, на этот раз шмякнувшись об земля, разбилась вдребезги… На ступал вечер. Около восьми я позвонила нашим общим друзьям. Оказалось, что хозяйки нет, зато тесная мужская компашка просто изнемогает от отсутствия представительницы прекрасного пола?

" Как? Ты в Москве?! Вот это здорово!»

А я и без того не сомневалась в том, что его там нет. Этого не могло быть.

Водку уже не продавали, я ку пила бутылку коньяка и поймала такси.

Мне необходимо было выпить.

От первой же рюмки в притворной моей весёлости появилась капель ка натуральности, но дело не дошло до второй, как случилось нечто, от чего впору было расхохотаться или … — если угодно, разреветься;

— Ну и денёк сегодня, — сказали мне ребята — С утра пили у …

— Как?!

Нет, я не расхохоталась и не разревелась — я ничем не выдала себя. Что–то такое сказала пустячное, постороннее, а потом будто невзначай спросила:

— А где он живёт?

— Да на Малой Грузинской. Они ж там всей конторой шикарный кооператив отгрохали. Там и этот живёт, помнишь?..

Так. Только спокойно. Я целый день простояла у дома номер двадцать восемь, но только не на Малой, а на Большой Грузинской.

Я просто перепутала и теперь даже невозможно понять, как и почему это случилось.

— А у этого есть телефон?

— Ну у этого–то всё есть…

— Послушай, знаешь, мне хотелось бы повидать… А что если…

И в самом деле, сбегать из одного подъезда в другой — труд невелик, и, вообще, вся операция заняла не много времени. Через сколько–то минут я уже слышала его голос в трубке, а ещё через сколько–то он уже сидел рядом, и мы обнимались, делая вид, что просто так радует встреча, и к тому же так развязывает нас вино..