Когда в пути не один - [198]

— И «сибиряк» дал команду: «Большую тару из торговой сети убрать!» Конечно, команду выполнили: все литровые бутылки свалили на краю оврага, подавили бульдозером и зарыли в недра земли.

— Да, он, — согласился Бедов и пояснил: — А что ты хочешь? «Сибиряк» практически второй человек в партии — тут не обсуждая все выполнишь. И доложишь. Вот и в истории с нашим шефом Богородов вышел на него: де председатель облисполкома идет против линии бюро обкома партии и даже подговорил к этому несколько сообщников. О том, что на бюро против исключения Секачева из партии голосовал и Птицын, он не сказал. Тут у него свои планы.

— Какие же? — не понял Филиппов.

— Сделает предложение ему — занять кресло председателя облисполкома. И опять согласовывать вопрос в ЦК КПСС придется с «сибиряком».

— Но Птицын промышленник.

— Ну и что? Дадут нового первого заместителя председателя по вопросам сельского хозяйства. Нет, Птицын не откажется.

— Вы так уверены?

— Да, потому что ему в ЦК КПСС уже дважды предлагали должность первого секретаря обкома партии: сначала в соседней области, потом в одной из республик Кавказа. Оба раза он отказывался. Если откажется в этот раз — вычеркнут из списка на выдвижение.

— Понятно, а как отреагировал «сибиряк» на просьбу Богородова?

— Он выслушал не просьбу, а донос на нашего шефа и спрашивает: «Сколько председателю лет?» — «Шестьдесят первый!» — бодро и уверенно отвечает Богородов и тут же услышал желаемый ответ: «На пенсию!»

Бедов устало откинулся на спинку кресла, не убирая рук со стола, внимательно посмотрел на собеседника и, подводя итог разговора Богородова со вторым человеком в партии, сказал:

— Вот так, Владимир. Потребовалось чуть больше минуты, чтобы человека с ясным умом, огромным опытом работы и в добром здравии за проявление своего «я» убрали с политической арены, спихнули на обочину — как хочешь, так и продвигайся дальше. Тебе-то, впрочем, волноваться, думаю, не о чем. Я же говорил: писаки нужны всем. А вот мне, очевидно, тоже придется подумать о пенсии. Заявление написать недолго, ждать тоже. Пока, Филиппов, иди и думай, что тебя ожидает впереди.

От заместителя председателя облисполкома Владимир вышел в еще более мрачном настроении. Он прошел в машбюро, взял несколько писем, подготовленных для отправки в правительство, и вернулся к себе в кабинет. Прочитав письма и завизировав вторые экземпляры, сложил их в папку председателя и снова задумался о происшедшем.

Бедов прав: рано списали и выбросили из когорты руководителей области человека, полного деловой активности, выполнявшего, как правило, труднейшие поручения обкома партии, о чем наглядно свидетельствуют действующие крупные комплексы по производству свинины и мяса птицы, два областных театра, реконструированные впервые за годы советской власти, и, конечно, стабильно работающий агропромышленный комплекс, которому шеф отдавал все свои силы. Теперь за все его добрые дела, вручив «трудовичок» и посчитав, что этого вполне достаточно, проводили на пенсию, положили конец карьере крупного, маститого человека.

«Жаль, что все так получилось», — горько думал Филиппов. Ему захотелось с кем-то поговорить о происходящем. Можно было бы заглянуть к «доктору» вместе с Соколовским или Буравковым, но у них сейчас гости из других областей. Владимир вспомнил, что сегодня приехал в город и народный артист Союза Гуважный, который, с утра звонил ему и просил переговорить с председателем Починковского райисполкома, чтобы тот помог труппе решить вопрос на конезаводе. И второе: хорошо, если бы Соколовский принял еще раз самого Гуважного.

Филиппов выполнил обе просьбы народного артиста и подумал, что отказываться от встречи с Гуважным нет никакого смысла. Наоборот, это будет самое то, что сегодня требуется: какая-никакая, а разрядка. Владимир позвонил домой и предупредил Катерину, что хороших новостей нет, а про плохие расскажет вечером, хотя придется задержаться с Гуважным.

— Начинается? — удивленно спросила жена.

— Главное, неизвестно, чем все закончится. Когда услышишь новость — поймешь, — ответил Владимир и положил потяжелевшую трубку. И тут же, не ставя в известность секретаршу председателя, отправился в цирк.

В кабинете Панкратова он узнал, что сегодня в цирке состоится очередная оперативка, которая продлится около часа.

«И что мне делать одному в кабинете? — подумал Филиппов. — Гуважный все еще задерживается, хотя в гости пригласил именно он». И вслух высказал свою мысль:

— У меня к тебе просьба, дядя Ваня. Я бы с удовольствием посидел на вашей оперативке. И думаю, было бы очень неплохо, если бы на ней выступил Гуважный. Слова благодарности его за то, что в городе взялись наконец за цирк, окажут хорошее эмоциональное воздействие на собравшихся.

— Мысль дельная, — одобрил Панкратов. — А что он будет говорить? Ведь к выступлению человек не готов, — сразу засомневался в затее Филиппова директор цирка.

— Скажет, что несколько лет назад его труппа давала в старом цирке последнее представление и, он надеется, она откроет первый сезон в новом здании цирка. Одного этого будет уже вполне достаточно. Сейчас я позвоню Соколовскому и переговорю с народным, о чем ему сказать.